Былина «Алёша Попович»
Алёша
В славном городе во Ростове у соборного попа отца Левонтия в утешенье да на радость родителям росло чадо единое — любимый сын Алешенька.
Парень рос, матерел не по дням, а по часам, будто тесто на опаре подымался, силой-крепостью наливался.
На улицу он стал побегивать, с ребятами в игры поигрывать. Во всех ребячьих забавах-проказах заводилой-атаманом был: смелый, веселый, отчаянный — буйная, удалая головушка!
Иной раз соседи и жаловались: «Удержу в шалостях не знает! Уймите, пристрожьте сынка!»
А родители души в сыне не чаяли и в ответ говорили так: «Лихостью-строгостью ничего не поделаешь, а вот вырастет, возмужает он, и все шалости-проказы как рукой снимутся!»
Так и рос Алеша Попович-млад. И стал он на возрасте. На резвом коне поезживал, научился и мечом владеть. А потом пришел к родителю, в ноги отцу кланялся и стал просить прощеньица-благословеньица:
— Благослови меня, родитель-батюшка, ехать в стольный Киев-град, послужить князю Владимиру, на заставах богатырских стоять, от врагов нашу землю оборонять.
— Не чаяли мы с матерью, что ты покинешь нас, что покоить нашу старость будет некому, но на роду, видно, так написано: тебе ратным делом труждатися. То доброе дело, а на добрые дела прими наше благословенье родительское, на худые дела не благословляем тебя!
Тут пошел Алеша на широкий двор, заходил во конюшню стоялую, выводил коня богатырского и принялся коня заседлывать. Сперва накладывал потнички, на потнички клал войлочки, а на войлочки седёлышко черкасское, туго-натуго подпруги шелковы затягивал, золотые пряжки застегивал, а у пряжек шпенёчки булатные. Всё не ради красы-басы, а ради крепости богатырской: как ведь шелк не рвется, булат не гнется, красное золото не ржавеет, богатырь сидит на коне, не стареет.
На себя надевал латы кольчужные, застегивал пуговки жемчужные. Сверх того надел нагрудник булатный на себя, взял доспехи все богатырские. В налучнике тугой лук разрывчатый да двенадцать стрелочек калёных, брал и палицу богатырскую да копье долгомерное, мечом-кладенцом перепоясался, не забыл взять и острый нож-кинжалище. Зычным голосом крикнул паробка Ев- докимушку:
— Не отставай, следом правь за мной!
И только видели удала добра молодца, как на коня садился, да не видели, как он со двора укатился. Только пыльная курева поднялась.
Долго ли, коротко ли путь продолжался, много ли, мало ли времени длилась дорога, и приехал Алеша Попович со своим паробком Евдокимушкой в стольный Киев-град. Заезжали не дорогой, не воротами, а скакали через стены городовые, мимо башни наугольной на широкий на княжий двор. Тут соскакивал Алеша со добра коня, он входил в палаты княженецкие, крест клал по-писаному, а поклоны вел по-ученому: на все четыре стороны низко кланялся, а князю Владимиру да княгине Апраксии во особицу.
В ту пору у князя Владимира заводился почестей пир, и приказал он своим отрокам — слугам верным посадить Алешу у запечного столба.
Алёша Попович и Тугарин
Славных русских богатырей в то время в Киеве не случилося. На пир съехались, сошлись князья с боярами, и все сидят невеселы, нерадостны, буйны головы повесили, утопили очи в дубовый пол...
В ту пору, в то времечко с шумом-грохотом двери на пяту размахивал и вошел в палату столовую Тугарин-собачище. Росту Тугарин страшенного, голова у него как пивной котел, глазища как чашища, в плечах — косая сажень. Образам Тугарин не молился, с князьями, с боярами не здоровался. А князь Владимир со Апраксией ему низко кланялись, брали его под руки, посадили за стол во большой угол на скамью дубовую, раззолоченную, дорогим пушистым ковром покрытую. Расселся- развалился на почетном месте Тугарин, сидит, во весь широкий рот ухмыляется, над князьями, боярами насмехается, над Владимиром-князем изгаляется. Ендовами пьет зелено вино, запивает медами стоялыми.
Принесли на столы гусей-лебедей да серых утушек печеных, вареных, жареных. По ковриге хлеба за щеку Тугарин клал, по белому лебедю зараз глотал...
Глядел Алеша из-за столба запечного на Тугарина-нахалища да и вымолвил:
— У моего родителя, попа ростовского, была корова обжориста: по целой лохани пойло пила, покуда обжористу корову не разорвало!
Тугарину те речи не в любовь пришли, показались обидными. Он метнул в Алешу острым ножом- кинжалищем. Но Алеша — он увертлив был — на лету ухватил рукой острый нож-кинжалище, а сам невредим сидит. И возговорил таковы слова:
— Мы поедем, Тугарин, с тобой во чисто поле да испробуем силы богатырские.
И вот сели на добрых коней и поехали в чистое поле, в широкое раздолье. Они бились там, рубились до вечера, красна солнышка до заката, никоторый никоторого не ранил. У Тугарина конь на крыльях огненных был. Взвился, поднялся Тугарин на крылатом коне под оболоки и ладится время улучить, чтобы кречетом сверху на Алешу ударить-упасть. Алеша стал просить, приговаривать:
— Подымись, накатись, туча темная! Ты пролейся, туча, частым дождичком, залей, затуши у Тугарина коня крылья огненные!
И откуда ни возьмись нанесло тучу темную. Пролилась туча частым дождичком, залила-потушила крылья огненные, и спускался Тугарин на коне из поднебесья на сыру землю.
Тут Алешенька Попович-млад закричал зычным голосом, как в трубу заиграл:
— Оглянись-ка назад, басурман! Там ведь русские могучие богатыри стоят. На подмогу мне они приехали!
Оглянулся Тугарин, а в ту пору, в то времечко подскочил к нему Алешенька — он догадлив да сноровист был, — взмахнул богатырским мечом своим и отсек Тугарину буйну голову. На том поединок с Тугарином и окончился.
Бой с басурманской ратью под Киевом
Повернул Алеша коня вещего и поехал в Киев- град. Настигает, догоняет он дружину малую — русских вершников. Спрашивают дружинники:
— Ты куда правишь путь, дородный добрый молодец, и как тебя по имени зовут, величают по отчине?
Отвечает богатырь дружинникам:
— Я — Алеша Попович. Бился-ратился вот во чистом поле с нахвальщиком Тугарином, отсек ему буйну голову да вот и еду в стольный Киев-град.
Едет Алеша с дружинниками, и видят они: возле самого города Киева рать-сила стоит басурманская.
Окружили, обложили стены городовые со всех четырех сторон. И столько силы той неверной нагнано, что от крику басурманского, от ржания конского да от скрипу от тележного шум стоит, будто гром гремит, и унывает сердце человеческое. Возле войска по чисту полю разъезжает басурманский наездник-богатырь, громким голосом орет, похваляется:
— Киев-город мы с лица земли сотрем, все дома да божьи церкви огнем спалим, головнёй покатим, горожан всех повырубим, бояр да князя Владимира во полон возьмем и заставим у нас в Орде в пастухах ходить, кобылиц доить!
Как увидели несметную силу басурманскую да услышали хвастливые речи наездника- нахвалыцика Алешины попутчики-дружинники, придержали ретивых коней, посмурнели, замешкались.
А Алеша Попович горяч-напорист был. Где силой взять нельзя, он там наскоком брал. Закричал он громким голосом:
— Уж ты гой еси, дружина хоробрая! Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Краше буйну голову нам в бою сложить, чем славному городу Киеву позор пережить! Мы напустимся на рать-силу несметную, освободим от напасти великий Киев-град, и заслуга наша не забудется, пройдет, прокатится про нас слава громкая: услышит про нас и старый казак Илья Муромец, сын Иванович. За храбрость нашу он нам поклонится — то ли не почет, не слава!
Напускался Алеша Попович-млад со своей дружиной храброю на вражьи полчища. Они бьют басурман, как траву косят: когда мечом, когда копьем, когда тяжелой боевой палицей. Самого главного богатыря-нахвальщика достал Алеша Попович острым мечом и рассек-развалил его надвое. Тут ужас-страх напал на ворогов. Не устояли супротивники, разбежались куда глаза глядят. И очистилась дорога в стольный Киев-град.
Князь Владимир про победу узнал и на радости пир-столованье заводил, да не позвал на пир Алешу Поповича. Обиделся Алеша на князя Владимира, повернул своего коня верного и поехал в Ростов-город, к своему родителю — соборному попу ростовскому Левонтию.
Алёша Попович, Илья Муромец и Добрыня Никитич
Гостит Алеша у родителя, у соборного попа Левонтия ростовского. В ту пору слава-молва катится, как река в половодье разливается. Знают в Киеве и в Чернигове, слух идет в Литве, говорят в Орде, будто в трубу трубят в Новегороде, как Алеша Попович-млад побил-повоевал басурманскую рать-силу несметную да избавил от беды-невзгоды стольный Киев-град, расчистил дорогу прямоезжую.
Залетела слава на заставу богатырскую. Прослышал о том и старый казак Илья Муромец и промолвил так:
— Видно сокола по полету, а добра молодца видно по поездке. Народился у нас нынче Алеша Попович-млад, и не переведутся богатыри на Руси век по веку!
Тут садился Илья на добра коня, на своего бурушку косматого, и поехал дорогой прямоезжей в стольный Киев-град.
На княжеском дворе слезал богатырь с коня, сам входил в палаты белокаменные. Тут поклоны вел по-ученому: на все четыре стороны в пояс кланялся, а князю с княгиней во особицу:
— Уж ты здравствуешь, князь Владимир, на многие лета со своей княгиней со Апраксией! Поздравляю с великой победою. Хоть не случилось в ту пору богатырей в Киеве, а басурманскую рать- силу несметную одолели, повоевали, из беды- невзгоды стольный град вызволили, проторили дорогу к Киеву да очистили Русь от недругов. А в том вся заслуга Алеши Поповича — он годами молод, да смелостью и ухваткой взял, а ты, князь Владимир, не приметил, не воздал ему почести, не позвал в свои палаты княженецкие и тем обидел не одного Алешу Поповича, а и всех русских богатырей. Ты послушай меня, старого: заведи застолье — почестей пир на всех славных могучих русских богатырей, позови на пир молодого Алешу Поповича да при всех нас воздай добру молодцу почести за заслуги перед Киевом, чтобы он на тебя не в обиде был да и впредь бы нес службу ратную.
Отвечает князь Владимир Красно Солнышко:
— Я и пир заведу, и Алешу на пир позову, да и честь ему воздам. Вот кого будет в послах послать, его на пир позвать? Разве что послать нам Добрыню Никитича. Он в послах бывал и посольскую службу справлял, многоучен да обходительный, знает, как себя держать, знает, что да как сказать.
Приезжал Добрыня в Ростов-город. Он Алеше Поповичу низко кланялся, сам говорил таковы слова:
— Поедем-ка, удалый добрый молодец, в стольный Киев-град ко ласкову князю Владимиру хлеба-соли есть, пива с медом пить, там князь тебя пожалует.
Отвечает Алеша Попович-млад:
— Был я недавно в Киеве, меня в гости не позвали, не употчевали, и еще раз ехать мне туда незачем.
Низко кланялся Добрыня во второй раз:
— Не держи в себе обиды-червоточины, а садись на коня да поедем на почестей пир, там воздаст тебе князь Владимир почести, наградит дорогими подарками. Еще кланялись тебе да звали на пир славные русские богатыри: первым звал тебя старый казак Илья Муромец да звал и Василий Казимирович, звал Дунай Иванович, звал Потанюшка Хроменький, и я, Добрыня, честь по чести зову. Не гневайся на князя на Владимира, а поедем на веселую беседу, на почестей пир.
— Коли бы князь Владимир позвал, я бы с места не встал да не поехал бы, а как сам Илья Муромец да славные могучие богатыри зовут, то честь для меня, — промолвил Алеша Попович- млад да садился на добра коня со своей дружинушкой хороброю, поехали они в стольный Киев-град. Заезжали не дорогой, не воротами, а скакали через стены городовые к тому ли ко двору княженецкому. Посреди двора соскакивали с ретивых коней.
Старый казак Илья Муромец со князем Владимиром да с княгиней Апраксией выходили на красное крыльцо, с честью да с почетом гостя встретили, вели под руки в палату столовую, на большое место, в красный угол посадили Алешу Поповича, рядом с Ильей Муромцем да Добрыней Никитичем.
А Владимир-князь по столовой по палате похаживает да приказывает:
— Отроки, слуги верные, наливайте чару зелена вина да разбавьте медами стоялыми, не малую чару — полтора ведра, поднесите чару Алеше Поповичу, другу чару поднесите Илье Муромцу, а третью чару подавайте Добрынюшке Никитичу.
Подымались богатыри на резвы ноги, выпивали чары за единый дух да меж собой побратались: старшим братом назвали Илью Муромца, средним — Добрыню Никитича, а младшим братом нарекли Алешу Поповича.
Они три раза обнималися да три раза поцеловалися.
Тут князь Владимир да княгиня Апраксия принялись Алешеньку чествовать, жаловать: отписали, пожаловали город с пригородками, наградили большим селом с приселками... «Золоту казну держи по надобью, мы даем тебе одежу драгоценную!»
Подымался, вставал млад Алеша на ноги да
— Не один я воевал басурманскую рать-силу несметную. Со мной бились-ратились дружинники. Вот их награждайте да и жалуйте, а мне не надо города с пригородками, мне не надо большого села с приселками и не надобно одежи драгоценной. За хлеб-соль да за почести благодарствую. А ты позволь-ка, князь Владимир стольно-киевский, мне с крестовыми братьями Ильей Муромцем да Добрыней Никитичем безданно-беспошлинно погулять-повеселиться в Киеве, чтобы звон- трезвон было слышно в Ростове да в Чернигове, а потом мы поедем на заставе богатырской стоять, станем землю Русскую от недругов оборонять!
Тут Алешенька прихлопнул рукой да притопнул ногой: «Эхма! Не тужи, кума!»
Тут славные могучие богатыри Алешу Поповича славили, и на том пир-столованье окончилося.
Похожие статьи:
Былина «Илья Муромец и Калин-царь»