Рассказы Чарушина для 2-3 класса
Рассказы Евгения Чарушина для младших школьников
Как Никита мне помогал
Сижу я как-то за своим столом и думаю.
Вдруг подъезжает ко мне на велосипеде Никита. Подъехал, посмотрел на меня и спрашивает:
— Ты думаешь, папа? Да? А про что ты думаешь? Наверно, про что-нибудь интересное?
— Про интересное,— говорю.— Хочу написать книжку про нас с тобой — для ребят. О том, как мы живём-поживаем, как у нас кошка зайчат кормила, как Томка плавать научился. Напишу, а потом всех нарисую: и тебя, Никита, и Томку, и зайчат — всех, всех. Только ты мне не мешай — я сейчас писать начну.
А Никита обрадовался и кричит:
— Я тоже хочу писать! Я тебе помогать буду!
— Да ты же ещё маленький, — говорю, — ты не умеешь!
— Умею,— говорит,— давай бумагу.
Вот влез Никита на стул, взял перо, взял бумагу и стал писать пером по бумаге.
— Ну ладно,— говорю.— Запиши-ка сначала название первого нашего рассказа. Пиши так: «Как Никита научил летать воробья».
Никита высунул язык и заскрипел пером.
— Ну, ещё про кого писать? — спрашивает.
— Пиши вот что: «Как лошадка зверей катала».
Он и это написал.
— А теперь пиши: «Как Никитка укусил Томку».
— Ну, уж про это я не хочу писать,— говорит Никита,— я ведь его нечаянно укусил — просто хотел ему показать, как львы кусаются. Не надо про это писать!
— Ладно, не надо — так не надо, пиши другое.
Писал Никита, писал, скрипел пером, скрипел — всё написал. Слез со стула и говорит:
— Вот я тебе и помог. На бумагу — читай!
Сел он на свой велосипед и уехал помогать маме — она к его штанам пуговицу пришивала.
А я стал читать, что Никита мне написал. Читал, читал — ничего не могу разобрать. Ну-ка почитай ты сам — может быть, что и поймёшь?
Томка
У охотника я увидел пёсика.
Он вот какой. Уши длинные, хвост короткий.
Охотник рассказал, какой пёсик понятливый, как на охоте помогает, и умный-то, и не грязнуля.
От этого пёсика, говорит, есть щенки.
Приходите — поглядите. И мы с ним пошли.
Щенки небольшие — только что научились ходить.
Который-то из них, думаю, мне будет помощник на охоте? Как узнать — кто толковый, а кто не годится?
Вот один щенок — ест да спит. Из него лентяй получится.
Вот злой щенок — сердитый. Рычит и со всеми лезет драться. И его не возьму — не люблю злых.
А вот ещё хуже — он тоже лезет ко всем, только не дерётся, а лижется. У такого и дичь-то могут отнять.
В это время у щенят чешутся зубы, и они любят что-нибудь погрызть. Один щенок грыз деревяшку. Я эту деревяшку отнял и спрятал от него. Почует он её или не почует?
Щенок начал искать. Других щенят всех обнюхал — не у них ли деревяшка. Нет, не нашёл. Ленивый спит, злой рычит, незлой злого лижет — уговаривает не сердиться.
И вот он стал нюхать, нюхать и пошёл к тому месту, куда я её спрятал. Почуял.
Я обрадовался. Ну, думаю, вот это охотник. От такого и дичь не спрячется.
Назвал его Томкой. И стал растить помощника.
Томка и корова
Когда Томка был совсем ещё небольшим щенком, я взял его с собой на охоту.
Пускай приучается.
Вот ходим мы с ним. Томка за бабочками, за стрекозами гоняется. Кузнечиков ловит. На птиц лает. Только никого поймать не может. Все улетают.
Бегал он, бегал — так уморился, что сунулся в кочку носом и заснул. Маленький ещё. А будить мне его жалко.
Прошло с полчаса. Прилетел шмель. Бунчит, летает над самым Томкиным ухом.
Проснулся Томка. Покрутился спросонья, поглядел: кто это такой спать мешает? Шмеля он не заметил, а увидал корову и побежал к ней. А корова паслась далеко-далеко
и, должно быть, показалась Томке совсем маленькой, не больше воробушка.
Бежит Томка корову загрызать, хвост кверху поднял — никогда он ещё коров не видал. Подбежал поближе, а корова уж не с воробушка — с кошку ростом кажется. Тут Томка немного потише побежал, а корова уж не с кошку, а с козу выросла. Страшно стало Томке. Он близко не подошёл и нюхает: что за зверь такой?
В это время шевельнулась корова — её, наверно, кто-то укусил.
И побежал от неё Томка!
С тех пор он и близко к коровам не подходит.
Рябчонок
Взял я как-то корзину и пошёл в лес по грибы.
И Томка со мной побежал.
И вот, не дошли мы ещё до леса, как Томка
Посмотрели мы за куст, а там ходит какая- то удивительная курочка, ходит и на нас глядит. Пёстренькая такая, мохнатые лапки, а на голове чёрный хохолок.
Вдруг курочка поползла по земле, потом встала столбиком, шею вытянула и ещё похлопала крыльями. Похлопала, взъерошилась вся и поскакала куда-то вбок.
Это она хитрит. Томку от цыплят отводит.
А Томка как увидал ряб- чиху, так сразу и кинулся за ней. Рябчиха прихрамывает, подлётывает, еле бежит, будто она совсем больная. Притворяется.
А Томка и рад; визжит, лает, вот-вот догонит рябчиху, вот-вот за хвост её схватит! Глупый Томка.
Увела его рябчиха далеко-далеко и потом, видно, села на дерево. Слышу, Томка лает на одном месте.
Приподнял я с земли прелую еловую ветку и вижу — какой-то гриб-поганка торчит на тонкой ножке.
А под поганкой рябчонок сидит. Спрятался и глаза закрыл.
Я цап его рукой и словил. Готово! Попался, маленький!
А, вот он какой! Совсем как настоящий цыплёнок. Только поменьше да весь полосатый и пятнистый. Это для того, чтобы легче было прятаться.
Ещё пуховый, а на крылышках перья — значит, уже летает.
Я разжал руку, а рябчонок сидит у меня на ладони и не двигается — боится.
Тут я немного его подкинул, он и полетел.
Пролетел шагов пять, сел на землю, да и с глаз пропал — то ли в яму сунулся, то ли под какой-нибудь листочек залез или просто прижался к земле. Только сразу потерялся.
Ну и ловко прячутся эти рябчата!
А глупого Томку рябчиха ещё долго обманывала, от дерева к дереву водила. И так далеко увела, что Томка чуть не заблудился.
Но вот вернулся Томка, усталый, пыхтит. Лёг и заснул.
Прошло немного времени. Неслышно откуда-то появилась рябчиха, и из-под шишки, из-за какого-то бугорка, из-под травки выскочили рябчата-цыплята.
И когда Томка проснулся, я его увёл с этого места. Рябчат пугать да рябчиху гонять без толку не надо.
Томкины сны
Когда Томка спит, он лает во сне, повизгивает, а иной раз и лапками шевелит, будто он бежит куда-то.
Спрашивают у меня ребята:
— Почему это Томка лает? Ведь он же спит!
— Он сны видит, — отвечаю.
— А какие?
— Да, наверно, какие-нибудь свои, собачьи сны, про охоту, про зверей, про птиц. Человеку таких снов не увидеть.
— Вот интересно-то! — говорят ребята.
Обступили они Томку, глядят, как он спит.
А Томка спал, спал и залаял тоненьким голоском.
Я и спрашиваю у ребят:
— Чего же это он во сне видит? Вам понятно?
— Понятно, — говорят ребята.— Это он зайчонка увидел небольшого.
Томка поспал ещё немного и лапками пошевелил.
— Вот, — говорят ребята,— это Томка побежал.
— За кем побежал?
— Да не за кем, а от козы. Он её увидел, а она бодается.
Тут Томка зарычал, залаял.
— Проснись! — закричали ребята. — Проснись, Томка! Ведь он тебя сейчас съест!
— Кто,— спрашиваю,— съест?
— Медведь! Томка с ним подраться хочет. Медведь-то вон какой страшный! Томке с ним не справиться.
Как Томка не показался глупым
Томка не любит, когда над ним смеются, — обидится, отвернётся.
А потом он научился делать вид, что не над ним смеются, а над кем-то другим.
Как-то заметил Томка курочку с цыплятами. Идёт поближе — хочет понюхать.
А курочка как закричит, как прыгнет на Томку — и поехала на нём.
Едет, клюёт Томку и кричит.
Так и слышно, как она выговаривает:
— Ах ты, такой-сякой, невоспитанный! Вот я тебя! Вот я тебя! Не смей к цыплятам подходить!
Томка обиделся, но не захотел показаться смешным и сразу сделал вид, что никто его не клюёт, никто на него не кричит. И тогда курочка соскочила с него и вернулась к цыплятам.
Как Томка научился плавать
Мы пошли гулять и взяли с собой Томку.
Сунули его в портфель, чтобы он не устал.
Пришли к озеру, сели на берег и стали кидать камушки в воду — кто дальше бросит. А портфель с Томкой на траву положили. Вот он вылез из портфеля, увидал, как камушек плюхнулся в воду, и побежал.
Бежит Томка по песочку, косолапый, неуклюжий, ноги у него в песке так и заплетаются. Дошёл до воды, сунул лапы в воду и на нас оглядывается.
— Иди, Томка, иди — не бойся, не потонешь!
Полез Томка в воду. Сначала по животик зашёл, потом по шею, а потом и весь окунулся. Только хвост-обрубочек торчит наружу. Повозился, повозился, да вдруг как выскочит — и давай кашлять, чихать, отфыркиваться. Видно, он дышать в воде вздумал, вода и попала ему в нос да в рот. Не достал камушка.
Тут мы взяли мячик и кинули его в озеро.
Томка любил играть с мячиком, это была его любимая игрушка. Шлёпнулся мяч в воду, покрутился и остановился. Лежит на воде, как на гладком полу.
Узнал Томка свою любимую игрушку и не стерпел — побежал в воду. Бежит, повизгивает.
Но теперь носом в воду не суётся.
Шёл, шёл, да так и поплыл. Доплыл до мячика, цап его в зубы и обратно к нам.
Вот так и научился плавать.
Перепёлка
У нас в клетке жила ручная перепёлка. Такая маленькая дикая курочка. Вся коричневая в светлых полосках. И на горле у неё нагрудничек из пёрышек, будто ребячий слюнявчик.
Перепёлочка ходит по клетке и тихонько насвистывает вот так: «Тюрр-тюрр! Тюрр- тюрр!»
А то ляжет на бочок и купается в песке, как настоящая курица, чистит пёрышки, крыльями похлопывает. Мы ей покажем червячка, она подойдёт и клюнет из рук. Мы её даже на руки брали, как игрушку. Сидит она на ладошке и не улетает. Совсем ручная.
Но самое удивительное вот что. Как только зажжём мы вечером электричество, перепёлочка сразу начинает высвистывать — кричит: «Фить-пирю! Фить-пирю!»
— Что такое она говорит? — спрашивает Никита.
— Это она тебя спать укладывает. Слышишь, кричит: «Спать пора! Спать пора!»
Прислушался Никита — вправду похоже.
Фить-пирю! Спать пора!
Фить-пирю! Спать пора!
А Никите и в самом деле спать пора. Но только уложить его трудно.
— Рано ещё! — говорит Никита.
Перепёлка опять:
— Спать пора!
— Да не хочу я!
— Спать пора!
— Ну да я ещё немножко поиграю!
Тут так раскричится перепёлка, что терпеть больше нельзя:
— Спать пора! Спать пора! Спать пора!
— Да я уже умываюсь.
— Спать пора! Спать пора!
— Да что ты кричишь, глупая? Ведь я уже лёг.
Потушат свет в доме — тут и перепёлка замолчит, и Никита уснёт.
Так у нас и повелось. Стала перепёлочка укладывать Никиту спать.
Чуть засвистит она своё «фить-пирю», Никита зевать начинает. Позевает, позевает, а потом умоется, разденется и ложится спать.
Правда, перепёлочка не только по вечерам, но и в другое время кричала «спать пора», но я сразу же накину на клетку какое-нибудь полотенце или платок, она и замолчит.
В темноте перепёлки кричать не любят. Летом мы переехали жить на дачу.
В саду устроили перепёлочке большую клетку-загородку. Посадили её туда и ушли в поле собирать цветы на новоселье.
А в клетке оказалась щель, — перепёлка-то и убежала.
Пришли мы обратно, а её нет.
Вот жалко-то нам было!
Стали мы её искать. Целый день ищем, целый вечер. В траве роемся, кусты раздвигаем. Нет и нет нашей перепёлочки.
Устали мы, из сил выбились. Никите давно спать пора.
— Как же я спать буду? — плачет он. — Никто меня не укладывает.
И вот взошла луна. Яркая-яркая, всё кругом осветила, и траву, и дорогу. Вдруг мы слышим из куста, что у самой дороги: «Фить- пирю! Фить-пирю!»
— Она! — говорит Никита.
А перепёлка ещё громче: «Фить-пирю! Спать пора!»
Мы — в кусты и сразу поймали нашу перепёлку.
Она была вся холодная, мокрая от росы. Вернулись мы с ней домой, заделали крепко щёлку в клетке и посадили перепёлку туда обратно.
А Никита пошёл спать.
Как Никита играл в доктора
Стал Никита играть в доктора.
Он говорит Томке:
— Ну, Томка, сейчас я буду тебя лечить.
Надел Никита на себя халат из простыни, мои очки нацепил на нос и взял докторскую трубку для выслушивания — просто жестяную дудочку. Потом вышел за дверь и постучался. Это будто пришёл доктор. Потом утёрся полотенцем — это будто доктор вымыл руки.
Поклонился щенку Томке и говорит:
— Здравствуйте, молодой человек! Вы опять хвораете, я вижу. Что же у вас болит?
А Томка, конечно, ему ничего не отвечает, только хвостиком виляет — не умеет говорить.
— Ложитесь, молодой человек, — говорит доктор Никита,— я вас выслушаю.
Доктор повернул Томку пузом кверху, приставил к животу дудочку и слушает.
А Томка хвать его за ухо!
— Ты что кусаешься! — закричал Никита.— Ведь я же доктор!
Рассердился доктор. Ухватил Томку за лапу и сунул под мышку градусник — синий карандаш.
А Томка не хочет измерять температуру. Барахтается. Тогда доктор говорит больному:
— Теперь откройте, пожалуйста, рот и скажите: а-а-а. И высуньте язык.
Взял его за морду, хотел язык посмотреть. А Томка визжит и язык не высовывает.
— Я пропишу вам лекарство,— говорит доктор Никита,— и вычищу вам зубы. Я вижу, что вы, молодой человек, не любите зубы чистить.
Взял Никита свою зубную щётку, взял свой зубной порошок и стал щёткой чистить
А Томка как схватил щётку зубами! Вырвался у доктора из рук, утащил щётку под диван и всю её там разгрыз на мелкие кусочки.
— Ты глупый, Томка! — кричит Никитка.— Ведь совсем не так играют.
А Томка под диваном только своим хвостиком-обрубком об пол постукивает часто-часто да зубами похрустывает, жуёт, грызёт щётку.
Верно — совсем не умеет играть в больного.
Кошка
Стала чужая кошка пугать наших птиц — чижей, щеглов, канареек, снегирей. У нас много их жило. Хорошо они поют, и мы их с Никитой всегда держали. Проберётся кошка по балкону к нашему окну, вспрыгнет на карниз и смотрит через стекло на птичек. А птицы беспокоятся, мечутся в клетке.
Вот Никита и говорит Томке:
— Пойдём-ка с тобой чужую кошку пугать.
А Томка:
— Гав-гав! — Значит, понимает, что такое «кошка»!
Подошли они вместе к окну и стали рядышком.
А чужая кошка сидит за окном, с птиц глаз не сводит.
Замахал Никита руками, кричит:
— Пошла прочь!
А Томка заскулил, залаял, лапами по стеклу царапает. А кошка не думает уходить. Лоб нахмурила, уши прижала, усы растопырила. Стала злющая-презлющая — стала страшнее тигра.
Струсил немного Никита, зовёт меня:
— Папа, папа, да что ж это такое! Мы кричим, кричим, а она на нас смотрит и не боится.
— Потому и не боится, что через стекло вас не слышно,— говорю я Никите.— Вы её не криком, а как-нибудь иначе напугайте.
— Ладно,— говорит Никита.
Подошли они опять с Томкой к окну. Никита пальцы растопырил, брови наморщил, сделал страшное-престрашное лицо. Томка тоже зубы оскалил. Тут кошка спину выгнула, распушила хвост как щётку и так сморщилась, что глаза щёлочками стали. Не слышно, а видно, что она ужасно на Никиту и Томку шипит.
Так все трое друг на друга и смотрят.
Так друг друга и пугают.
Она — их пугает. Они — её пугают.
Вдруг кошка как-то съёжилась, назад попятилась, да и кувырк! С карниза на балкон.
Перепугали всё-таки кошку.
Воробей
Пошёл Никита с папой гулять. Гулял он, гулял и вдруг слышит — кто-то чирикает:
«Чилик-чилик!
Чилик-чилик!
Чилик-чилик!»
И видит Никита, что это маленький воробушек прыгает по дороге. Нахохленный такой, прямо как шарик катится. Хвостик у него коротенький, клюв жёлтый, и никуда он не улетает. Видно, ещё не умеет.
— Смотри-ка, папа,— закричал Никита,— воробей не настоящий!
А папа говорит:
— Нет, это настоящий воробей, да только маленький. Это, наверно, птенчик выпал из своего гнезда.
Тут побежал Никита ловить воробья и поймал.
И стал этот воробушек жить у нас дома в клетке, а Никита кормил его мухами, червяками и булкой с молоком.
Вот живёт воробей у Никиты. Всё время кричит — есть просит. Ну и обжора какой! Чуть утром солнце покажется,— он зачирикает и всех разбудит.
Тогда Никита сказал:
— Я научу его летать и выпущу.
Достал воробья из клетки, посадил на пол и стал учить.
— Ты крыльями вот так маши,— сказал Никита и показал руками, как надо летать.
А воробей ускакал под комод.
Покормили воробья ещё денёк. Опять его посадил Никита на пол учить летать. Никита замахал руками, и воробей замахал крыльями.
Полетел воробей!
Вот он через карандаш перелетел.
Вот через красный пожарный автомобиль перелетел. А как стал через неживую кошку-игрушку перелетать, наткнулся на неё и упал.
— Плохо ты ещё летаешь,— говорит ему Никита.— Давай-ка я тебя ещё денёк покормлю.
Покормил, покормил, а назавтра воробушек через Никитину скамейку перелетел.
Через стул перелетел.
Через стол с кувшином перелетел. Вот только через комод не мог перелететь — свалился.
Видно, надо его ещё кормить.
На другой день Никита взял воробья с собой в сад да там и выпустил.
Воробей через кирпич перелетел.
И стал уж через забор перелетать, да об него стукнулся и повалился.
А на следующий день он и через забор перелетел.
И через дерево перелетел.
И через дом перелетел.
И совсем от Никиты улетел.
Вот как научился летать!
Про зайчат
Однажды на даче ко мне прибежал
Никита и кричит:
— Папа, отдай кроликов! Папа, отдай кроликов!
А я не понимаю, каких кроликов ему отдать. И отдавать я никого не собираюсь,
— Да что ты, Никитушка, — говорю,— что с тобой?
А Никита прямо плачет: отдай да отдай ему кроликов.
Тут пришла мама и всё мне рассказала. Оказывается, деревенские ребята принесли с лугов двух зайчат: они их на сенокосе поймали. А Никита всё перепутал. Надо было сказать: «Возьми зайчат», а он говорит: «Отдай кроликов».
Взяли мы зайчат, стали они у нас жить.
Ну и славные были зайчата! Этакие мохнатые шарики! Уши врозь, глаза коричневые, большие. А лапки мягкие-мягкие — будто зайчата в валеночках ходят.
Захотели мы зайчат покормить. Дали им травы — не едят. Налили молоко в блюдце — и молоко не пьют... Сыты, что ли?
А спустили их на пол — они шагу никому не дают ступить. Прямо наскакивают на ноги. Тычутся мордочками в сапоги и лижут их... Должно быть, ищут мать-зайчиху.
Видно, голодные, а есть не умеют. Сосунки ещё.
Тут в комнату пришёл Томка, наш пёс. Тоже захотел посмотреть на зайчат. Они, бедняжки, на Томку наскочили, лезут на него... Томка зарычал, огрызнулся и убежал.
Как же нам накормить зайчат? Ведь они, бедняги, умрут с голоду.
Думали мы, думали и придумали, наконец. Пошли мы искать им кормилицу-кошку.
Кошка лежала на лавке у соседнего дома, кормила своих котят. Она такая пёстрая, расписная, даже нос у неё разноцветный.
Притащили мы кошку к зайчатам, она как зафыркает на них, как заворчит басом, чуть не воет. Да ну её!
Наверное, наши зайчата так и умерли бы с голоду, если бы, на наше счастье, не нашлась ещё одна кошка. Она сама к нам пришла. А пришла потому, что котят искала. У неё котята умерли, и она по всей деревне ходила да искала их...
Мы накормили её, напоили, уложили на подоконник и принесли к ней зайчат. Сперва одного зайчонка, потом и другого.
Сунулись к ней зайчата и сразу присосались, даже зачмокали — нашли молоко!
А кошка сначала задёргалась, забеспокоилась, а потом вылизывать их стала — и даже песенку замурлыкала. Значит, всё в порядке.
Много дней кормила кошка зайчат.
Лежит с ними на подоконнике, а народ останавливается у окошка, смотрит.
— Вот так чудо, кошка зайцев кормит!
Потом зайчата подросли, научились сами есть траву и убежали в лес. Им там вольнее жить.
А кошка завела себе настоящих котят.
Почему Тюпу прозвали Тюпой
Когда Тюпа очень удивится или увидит непонятное и интересное, он двигает губами и «тюпает»: тюп-тюп-тюп-тюп...
Травка шевельнулась от ветра, пичужка пролетела, бабочка вспорхнула — Тюпа ползёт, подкрадывается поближе и тюпает: тюп-тюп-тюп-тюп... Схвачу! Словлю! Поймаю! Поиграю!
Вот почему Тюпу прозвали Тюпой.
Слышит Тюпа — кто-то тоненько посвистывает.
Видит — в крыжовнике, где погуще, кормятся серенькие вертлявые пичужки-пенки, ищут, нет ли где мошки-букашки.
Ползёт Тюпа. Уж так таится, прячется. Даже не тюпает — боится спугнуть. Близкоблизко подполз да как прыгнет — прыг! Как схватит... Да не схватил.
Не дорос ещё Тюпа птицу ловить.
Тюпа — ловкач неуклюжий.
О том, как Тюпа снова сделался маленьким
Тюпу побили.
Это Непунька, Тюпкина мамка, его отшлёпала. Она его гонит. Мешает ей Тюпа. Сейчас ей не до него.
Непунька ждёт-пождёт — скоро ли у неё будут другие, новые маленькие сосунки.
Она и местечко приглядела — корзинку. Там она будет их кормить, песни петь.
Тюпа теперь её боится. И близко не подходит. Никому неохота ни за что получить шлепка.
У кошки обычай: маленького кормит, а взрослого гонит. Но у Непуньки-кошки новых сосунков отобрали.
Непунька ходит, котят ищет, зовёт. Молока у Непуньки много, а кормить некого.
Искала она их, искала и как-то невзначай увидела Тюпку. Он от неё в это время прятался, боялся трёпки.
И тут Непунька решила, что Тюпа — это не Тюпа, а её новый маленький сосунок, который потерялся.
И обрадовалась Непунька, и мурлычет, и зовёт маленького, и хочет покормить, приласкать.
А Тюпа — учёный, он близко не подходит.
Его ещё вчера так «приласкали», до сих пор помнит.
А Непунька поёт: «Иди, не бойся, покормлю», — легла на бочок.
Молочко у Непуньки тёплое. Вкусное! Тюпка облизнулся. Он давно сам научился есть, а помнит.
Но всё-таки к Непуньке не идёт.
Однако Непунька Тюпу уговорила. Насосался Тюпа молочка — заснул. И тут начались другие чудеса.
Ведь Тюпа взрослый. А для Непуньки он маленький. Она перевернула Тюпку и моет его, вылизывает.
Тюпка проснулся, удивился — зачем это, для чего это — он сам может.
Хотел уйти. А Непунька уговаривает: «Лежи, ты маленький, запнёшься, потеряешься ».
Песни пела-пела — и сама заснула.
Тут Тюпа выбрался из корзинки и занялся разными своими делами. То да сё. Бабочек пошёл ловить. К воробью подкрадывается.
Проснулась Непунька. Ах, где же её Тюпонька? Потерялся!
Выбежала на двор, зовёт.
А Тюпа взобрался на крышу и там ползает, бегает — пугает какую-то пичужку.
Непунька скорее к нему:
— Не упади! Не свались!
А Тюпа не слушает.
Взяла Непунька Тюпку за шиворот и понесла, как маленького, с крыши. Тюпа отбивается, упирается, не желает с крыши идти.
Кое-как унесла его Непунька, вылизала, угомонила.
И долго Непунька не могла понять, что Тюпа уже взрослый и его не надо нянчить.
Почему Тюпа не ловит птиц
Видит Тюпа — недалеко от него сидит воробей и песни поёт-чирикает:
Чив-ив!
Чив-ив!
«Тюп-тюп-тюп-тюп,— заговорил Тюпа.— Схвачу! Словлю! Поймаю! Поиграю!» — и пополз к воробью.
Но его воробей сразу приметил — крикнул по-воробьиному:
«Чив! Чив! Разбойник ползёт! Вот он где прячется! Вот он где!»
И тут, откуда ни возьмись, со всех сторон налетели воробьи, расселись кто по кустам, кто и прямо на дорожке перед Тюпой.
И начали на Тюпу кричать:
Чив-ив!
Чив-ив!
Кричат, галдят, чирикают, ну никакого терпенья нет.
Испугался Тюпа — такого крику он ни разу не слыхал — и ушёл от них поскорее.
А воробьи вдогонку ещё долго кричали.
Наверно, рассказывали друг другу, как Тюпа полз, прятался, хотел их словить
И какие они, воробьи, храбрые, и как они Тюпку испугали.
Некого Тюпе ловить. Никто в лапы не даётся.
Влез Тюпа на деревцо, спрятался в ветках и поглядывает.
Но не охотник добычу увидел, а добыча охотника разыскала.
Видит Тюпа — он не один, на него какие- то птицы смотрят, не пенки-малышки, не крикуны-воробьишки, вот какие — самого Тюпы чуть поменьше. Это, наверно, дрозды искали местечко, где вить гнездо, и увидели какую-то непонятную зверюшку — Тюпку.
Тюпа обрадовался: «Вот интересно-то! Тюп-тюп-тюп-тюп! Кто это такие? Тюп-тюп- тюп-тюп! Схвачу! Тюп-тюп-тюп-тюп! Словлю! Тюп-тюп-тюп-тюп! Поймаю! Поиграю!»
Только не знает Тюпа, кого первого ловить.
Один дрозд сзади Тюпки сидит, другой перед Тюпкой — вот тут, совсем близко.
Тюпа то сюда, то туда повернётся — тюпает-тюпает. То на одного, то на другого посмотрит.
Отвернулся от одного — от того, кто был сзади, а другой — передний — как налетит на Тюпку да как клюнет его клювом. Тюпа сразу перестал тюпать.
Он понять не может. Что это такое?
Обидели его! Клюнули!
Спрыгнул Тюпа в кусты и ходу — где бы только спрятаться.
И если теперь Тюпа видит птицу, он никакого внимания на неё не обращает.
Вот почему Тюпа не ловит птиц.
Пунька и птицы
Кошки — они охотники. Они любят словить пичужку.
Наш Пуня тоже не прочь поохотиться, но только не дома. Дома он никого не трогает.
Принесли мне как-то в маленькой клетке несколько певчих птиц.
Щеглы, канарейки.
Куда, думаю, мне их деть, чего с ними делать?
Выпустить на волю — на дворе вьюжно-морозно. В клетке — тоже не годится.
Поставил я в уголке ёлку. Закрыл мебель бумажками, чтобы не пачкали, и... делайте что хотите. Только не мешайте мне работать.
Щеглы, канарейки вылетели из клетки — и к ёлке.
Копошатся в ёлке, поют. Нравится! Пришёл Пунька, глядит-интересуется. Ну, думаю, сейчас надо Пуньку словить да из комнаты выкинуть.
Непременно начнётся охота.
А Пуньке только ёлка понравилась. Он её понюхал, на птиц и внимания не обратил.
Щеглы, канарейки побаиваются. Не подскакивают близко к Пуньке.
А тому безразлично, есть тут птицы или нет их. Он лёг и спит около ёлки.
Но Пуньку я всё-таки прогнал. Кто его знает. Хоть и не смотрит на птиц, а вдруг невзначай и словит.
Прошло время. Птицы начали гнёзда вить: ищут пушинки разные, нитки из тряпок выдёргивают.
Пунька к ним ходит. Спит у них. Щеглы, канарейки его не боятся,— чего его бояться, если он их не ловит.
И так расхрабрились пичужки, что начали у Пуньки шерсть теребить.
Пунька спит. А птицы из него шерсть дёргают и не боятся.
Хитрая мама
Когда я был маленьким, я очень ловко стрелял из лука. Как пущу свою стрелу, так она и вопьётся прямо в цель.
Я каждый день ходил со своим луком по огороду и по двору и всё высматривал, во что бы мне стрельнуть.
И вот однажды я увидел в соседнем саду на высокой густой ёлке какую-то кучу веток. Смотрю — а это ворона свила гнездо и сама сидит там. Она спряталась, затаилась, только
один хвост торчит из веток.
И тут я сразу её узнал. Знакомая ворона. У этой вороны в хвосте два пёрышка совсем были белые. Эта самая разбойница в прошлом году утащила у нас двух маленьких цыплят. Одного за другим, обоих в один день. Налетела на них сверху, как ястреб, долбанула клювом — и готово.
Я очень рассердился.
— Сейчас ты от меня не уйдёшь! Я тебя, воровку, застрелю! Будешь знать, как воровать цыплят!
Вытащил я скорее свою самую острую стрелу, у которой наконечник был сделан из стальной граммофонной иголки, взял стрелу в зубы и осторожно пополз к гнезду между грядок с морковью.
Но хитрая была эта ворона. Добрался я до ёлки, посмотрел снизу, а вороньего хвоста уж не видать. Пустое гнездо. Улетела.
Тогда я полез на соседнее дерево. Залез высоко-высоко и сел там в развилину сучьев.
«Уж тут-то,— думаю,— я её дождусь. Как прилетит ворона на своё гнездо, тут я её и выделю. Уж не промажу».
И вот сидел я так, сидел, ждал ворону, даже правую ногу отсидел — у меня в ней забегали мурашки,— а никто не летит. Она, наверное, сама спряталась где-то и видит меня.
Вдруг в огород пришла моя мама. Мама сразу же увидела меня на дереве и крикнула мне:
— Ты что там делаешь?
Я ей с дерева же всё и рассказал.
А мама подумала-подумала и говорит:
— Слезай. Мы эту ворону перехитрим иначе. Она у нас утащила двух цыплят, теперь пускай вернёт их обратно.
Мама выкрасила зелёной акварельной краской два свежих куриных яйца, навела на них маленькой кисточкой коричневые пятнышки и полоски. И получились настоящие вороньи яйца, только большие.
— Теперь,— сказала мама,— перемени-ка яйца в гнезде: эти положи туда, а вороньи — выкинь. А дальше посмотрим, что будет.
Чтоб яйца не взболтались, я положил их в свою шапку. Нагнул голову и осторожно надел на себя шапку с яйцами. Потом залез на дерево и сделал так, как говорила мне мама: вороньи яйца забрал в карман, а вместо них в гнездо положил наши — куриные.
Мы ушли из огорода и в окно стали наблюдать, заметит ли ворона обман.
И вот ворона откуда-то появилась на своём гнезде, осмотрелась кругом и села парить куриные яйца. Ничего не заметила она. Значит, всё в порядке.
Ну и мама у меня! Какую интересную штуку придумала!
Карандашом на дверях я начертил двадцать одну чёрточку, потому что двадцать один день надо выпаривать яйца. И каждый день я одну чёрточку стирал. Вот уже десять дней прошло — десять чёрточек я стёр. Вот уже пятнадцать прошло, вот двадцать. И вот, наконец, на дверях не осталось ни одной чёрточки. Все двадцать и один день прошли.
И я полез на ёлку. А там на ёлке в вороньем гнезде два маленьких цыплёнка. Один жёлтенький, пушистый, а другой ещё мокрый, и скорлупа у него на спине прилипла.
Я скорей положил их в шапку и полез вниз.
А ворона-воровка каркает, летает кругом, орёт во всё горло. Хочет, видно, отбить своих воронят.
— Ори, ори, — говорю, — это не твои, а наши. Так тебе и надо.
И наши цыплята выросли. И получились две драчливые курочки. Они никому не давали спуску, даже иногда колотили соседнего петуха. И яйца несли эти курицы крупные и вкусные.
Кот и рыбки
Весной ребятам в детский сад подарили разных рыбок. И красных золотых рыбок, и маленьких рыбок-серебрянок, и одного простого карася. А ещё подарили большую банку для рыб. И водоросли — водяную траву.
Вот ребята промыли под краном песок, вымыли большую банку, насыпали в неё песок и воткнули водоросли. А потом налили банку до краёв водой и выпустили туда всех рыб. Сначала красных золотых рыбок, потом рыбок-серебрянок, а потом и простого карася. Уж как они там заплавали! В водяной траве, как в лесу, гуляют — и внизу у песочка и поверху.
Им кинули живого червяка, и карась его сразу съел. Другого кинули — карась и другого съел. Тогда бросили в воду третьего червяка — толстого. Карась его схватил, да не мог проглотить. Торчит червяк у него изо рта и извивается.
Золотая рыбка увидала его, подплыла к карасю и стала червяка дёргать. Вытащила и съела.
Из кухни к ребятам пришёл жирный рыжий кот Васька, прыгнул на стол, где банка с рыбками, сел рядом с банкой и сидит, глядит через стекло, как рыбки червяков глотают, как в водорослях плавают.
Мальчик Саня посмотрел на кота и говорит:
— Посмотрите! Посмотрите-ка, как Васька на рыбок уставился, как глазищами ворочает! Надо его убрать — он съест наших рыбок!
— Нет, нет, не съест, — говорит девочка Маня.— Через стекло не ухватит.
Тут ребят позвали завтракать. И все ушли, остался один Васька-кот.
Позавтракали ребята, прибежали обратно. Смотрят — что такое? Кот Васька сидит. Банка с песком и травой стоит. А рыбок нет.
Смотрят — а у Васьки одна лапа сырая.
Это значит — он их и выудил. Подцепил когтями в воде и вытащил. Красных золотых рыбок съел, и маленьких серебрянок съел, и простого карася съел.
Страшный рассказ
Мальчики Шура и Петя остались одни. Они жили на даче — у самого леса, в маленьком домике. В этот вечер папа и мама у них ушли к соседям в гости.
Когда стемнело, Шура и Петя сами умылись, сами разделись и легли спать в свои постельки. Лежат и молчат. Ни папы, ни мамы нет.
В комнате темно. И в темноте по стене кто- то ползает-шуршит; может быть, таракан, а может быть, кто другой!
Шура и говорит со своей кровати:
— Мне совсем и не страшно.
— Мне тоже совсем не страшно, — отвечает Петя с другой кровати.
— Мы воров не боимся, — говорит Шура.
— Людоедов тоже не боимся, — отвечает Петя.
— И тигров не боимся, — говорит Шура.
— Они сюда не придут, — отвечает Петя.
И только Шура хотел сказать, что он крокодилов не боится, как вдруг они слышат... за дверью, в сенях, кто-то негромко топает ногами по полу: топ... топ... шлёп... шлёп... топ... топ...
Как бросится Петя к Шуре на кровать!
Они закрылись с головой одеялом, прижались друг к другу. Лежат тихо-тихо, чтобы их никто не услышал.
— Не пыхчи, — говорит Шура Пете.
— Я не пыхтю.
Топ... топ... шлёп... шлёп... топ... шлёп… шлёп...
А через одеяло всё равно слышно, как кто-то за дверьми ходит и топает.
Но тут пришли папа с мамой. Они открыли двери, вошли в дом, зажгли свет. Петя и Шура им всё рассказали.
Тут мама с папой зажгли ещё одну лампу и стали смотреть по всем комнатам, во всех углах. Нет никого. И вдруг вдоль стены кто-то как пробежит в угол... Пробежал и свернулся в углу шариком. Смотрят — да это ёжик! Он, верно, из леса забрался в дом. Хотели его взять в руки, а он дёргается и колет колючками. Тогда закатали его в шапку и унесли в чулан.
Дали молока в блюдце и кусок мяса.
А потом все заснули.
Этот ёжик так и жил с ребятами на даче всё лето. Он и потом пыхтел и топал ногами по ночам, но никто уж его не боялся.
Удивительный почтальон
Мальчик Вася со своим папой поехал на дачу. А Васина мама осталась в городе: ей надо было ещё чего-то купить.
Мама хотела приехать с покупками вечером.
Вот идёт поезд. Вася сидит в вагоне на скамейке рядом со своим папой и глядит в окно. А в окне бегут деревья, и заборы, и разные дома.
Напротив Васи на скамеечке тоже сидит мальчик, с часами на левой руке. Он везёт какую-то корзину. Этот мальчик уже большой, ему, наверно, лет пятнадцать. Как поезд подъедет к станции, мальчик посмотрит на свои часы, запишет что-то карандашом в записной книжке, наклонится над своей корзиной, что-то вытащит из неё и выбежит из вагона. А потом снова придёт и сидит — в окно поглядывает.
Вася сидел-сидел, смотрел-смотрел на мальчика с корзиной, вдруг как заревёт во весь свой голос!
Вспомнил, что свой велосипед дома забыл.
— Как же я без велосипеда-то? — ревёт.— Я всю зиму думал, как по лесам на нём буду ездить.
— Ну, ну, не плачь,— сказал его папа.— Мама поедет и привезёт твой велосипед.
— Да нет, не привезёт,— плачет Вася.— Она его не любит. Он скрипит...
— Ну ты, паренёк, перестань, не плачь, — вдруг сказал мальчик с часами на руке.— Я тебе сейчас устрою это дело. Я сам люблю ездить на велосипеде. Только он у меня настоящий — двухколёсный. У вас есть дома телефон? — спрашивает он у Васиного папы.
— Есть,— отвечает Васин папа.— Номер пятьсот пятьдесят пять-ноль шесть.
— Ну, так всё в порядке,— говорит мальчик.— Мы сейчас срочно отправим почтальона с письмом.
Он вытащил из кармана крохотную бумажную ленточку из тонкой папиросной бумажки и написал на ней:
«Позвоните по телефону 555-06, передайте: «Маме надо взять на дачу Васин велосипед».
Потом сложил это письмо в какую-то блестящую маленькую трубочку, открыл свою корзинку, а там в корзине сидит голубь — длинноносый, сизый. Вытащил мальчик голубя и привязал к его ноге трубочку с письмом.
— Вот мой почтальон, — говорит. — Готов к полёту. Смотри.
И только поезд остановился на станции, мальчик посмотрел на часы, отметил время в своей записной книжке и выпустил голубя в окно. Голубь как взлетит прямо вверх — только его и видели!
— Я сегодня учу почтовых голубей, — говорит мальчик.— На каждой станции выпускаю по одному и записываю время. Голубь полетит прямо в город на свою голубятню. А там уж его ждут. А на этом — последнем — увидят трубочку, прочтут письмо и позвонят к вам на квартиру. Только бы его по пути ястреб не поймал.
И верно: Вася приехал на дачу, ждёт- пождёт маму, и вечером мама приехала с велосипедом. Получила письмо.
Значит, не словил голубя ястреб.
Что за зверь?
Выпал первый снег. И всё кругом стало белым. Деревья белые, земля белая, и крыши, и крыльцо, и ступеньки на крыльце — всё покрылось снегом.
Девочке Кате захотелось по снежку погулять. Вот она вышла на крыльцо, хочет по ступенькам спуститься в сад и вдруг видит: на крыльце, в снегу, какие-то ямки. Какой-то зверёк ходил по снегу. И на ступеньках следы, и на крыльце следы, и в саду следы.
«Вот интересно-то! — подумала девочка Катя. — Что за зверёк тут ходил? Это надо узнать».
Взяла Катя котлетку, положила её на крыльцо и убежала.
День прошёл, ночь прошла. Настало утро. Проснулась Катя и скорей на крыльцо — смотреть, съел ли зверёк её котлетку. Смотрит — котлетка цела! Где её положила, тут она и лежит. А следов ещё больше стало. Значит, зверёк снова приходил.
Тогда убрала Катя котлетку, а положила вместо неё косточку. Из супа.
Утром опять бежит Катя на крыльцо. Смотрит — косточку зверёк тоже не трогал. Так что же это за зверёк такой? И косточек не ест.
Тогда положила Катя вместо косточки красную морковку.
Утром глядит — морковки нет! Зверёк приходил и всю морковку съел!
Тогда Катин папа сделал западню. Опрокинул на крыльце ящик кверху дном, подпёр его лучинкой, а к лучинке привязал бечёвкой морковь. Если морковку дёрнуть — лучинка отскочит, ящик упадёт и накроет зверька.
На следующий день и папа пошёл, и мама, и даже бабушка пошла смотреть, не попался ли зверь в западню. А Катя впереди всех.
Есть в западне зверь! Прихлопнул кого-то ящик, упал с подставки!
Заглянула Катя в щёлочку, видит — сидит там зверь, белый-белый, пушистый-пушистый, глаза розовые, уши длинные, прижался в угол, морковку дожёвывает.
Это кролик! Унесли его домой, на кухню. А потом сделали большую клетку. И он стал в ней жить.
А Катя его кормила морковкой, сеном, овсом и сухарями.