Сказка «Пётр и Петруша»
Русская народная сказка «Пётр и Петруша»
Жил на свете такой царь, Петром звали, а по прозвищу Великий.
В одно время поехал он на охоту зверьё ловить. А Пётр, надо сказать, в царскую одежду не любил рядиться, всё больше простую носил.
Вот едет он лесом всё далее и далее и заплутался. Пристигла его в лесу тёмная ночь.
А тут — ещё беда! — напал на него медведь и растерзал его охотную собаку.
Опечалился царь Пётр.
«Эх, — думает, — остался я теперь ни при чём!»
Ну и закружил Пётр в тёмном лесу.
Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.
Выехал Пётр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.
«Ага, — думает Пётр, — солдат-то мой!»
Пётр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.
А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.
— Здравствуй, служивый, — говорит ему Пётр.
— Здравствуй, не знаю, кто ты таков, — отвечает солдат.
— А я из царской свиты. Поехал с царём на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?
— Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? — говорит солдат.
— Да я по простоте спрашиваю, — говорит Пётр. — Может, дорогу мне покажешь.
— А я сам с дороги сбился, — говорит солдат. — Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.
— Ну, пойдём, будем вместе дорогу искать, — говорит Пётр. — Авось выберемся.
И отправились. Пётр — на коне, а солдат — пеший.
— Тебя как звать-то? — спрашивает царь.
— Меня — Петром, — отвечает солдат. — А тебя?
— А меня Петрушей, — говорит царь.
— А по батюшке как? — спрашивает солдат.
— А по батюшке Алексеич, — отвечает царь.
— И меня Алексеич, — говорит солдат. — Значит, мы с тобой полные тёзки.
— А ты откуда родом? — спрашивает царь.
— Оттуда-то.
— Ну и я тоже. Значит, мало что тёзки, а ещё и земляки. А что, земляк, — говорит ему царь Пётр, — как тебе в полку служится?
— Служба-то ничего, — говорит солдат, — да полковник больно зол: чуть что не по нём — сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу мукой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.
— А ты, верно, и сбежал? — говорит царь.
Солдат и признался тут, что он бежавший.
— Да ты не робей, царь, может, и простит, — говорит Пётр.
А потом спрашивает:
— А кто у вас полковник, кто ротный?
Солдат ему всё толком и доложил: кто ротный, кто полковник.
— А как, служивый, у вас в полку пища? — спрашивает Пётр. — Говядины по скольку варят? По уставу в котёл кладут?
— Про устав одна слава идёт, — говорит солдат, — а говядина мимо плывёт.
Пётр только головой покачал.
— А кашу крутую варят? — опять спрашивает.
— Какое там крутую? — говорит солдат. — Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.
— Да, плохая ваша жизнь, — говорит Пётр. — Я и сам сбежал бы от такой жизни!
Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.
— Ну-ка, тёзка, — говорит Пётр солдату, — подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.
Забрался Пётр на самую вершину, поглядел туда, сюда: всюду тьма непроглядная, только в одной стороне, далеко-далеко, огонёк светится, может, в деревне где или в избушке лесничего.
Слез Пётр на землю, вскочил на коня и говорит:
— Садись, служивый, и ты, мой конь сильный, двоих увезёт.
А солдат не соглашается.
— Нет, — говорит, — я уж лучше пешком.
Так и двинулись в путь, конный да пеший, два товарища.
Долго ли, коротко ли — выехали к огоньку.
Видят: стоит дом. Все окошки тёмные, а одно — наверху — светится.
Дом высоким забором обнесён, нигде ни входа ни выхода.
Постучались они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.
Солдат и руками и ногами в ворота колотит, а всё равно никто на стук не выходит, никто не открывает. Только огонёк в верхнем окошке погас.
«Ох, недоброе это место», — думает солдат.
А потом говорит царю:
— Послушай, тёзка, подсади-ка ты меня. Я через тын перелезу.
Так и сделали. Перелез солдат через забор и открыл ворота.
— Пожалуйста, — говорит Петру, — хлеба- соли откушать, в тепле согреться.
А сам взбежал на крыльцо и давай в дубовую дверь стучать.
— Эй, кто тут есть? — кричит.
Слышат — зашевелился кто-то в доме.
Вышла к ним старуха с фонарём в руках.
— Ты что же, старая, добрым людям не открываешь? — кричит на неё солдат.
— Ах вы, мои родимые! — говорит старуха. — Напугали вы меня. Одна я в целом доме. Хозяина нет, на охоту уехал. А место здесь дикое, сами видите, всякий тёмный люд бродит, вот и запираюсь.
— Ладно, ладно, ты зубы не заговаривай, — говорит солдат. — Куда лошадь ставить?
— Да ставьте, родимые, под навес, тут и ясли, и сено есть.
Солдат привязал лошадь, дал ей корму и в избу без спросу идёт. Пётр за ним.
— Ну, старая, — командует солдат, — подавай, что у тебя есть, мне и моему другу Апексеичу.
Старуха видит, что он шибко на неё наступает, спорить не стала, собрала из горшков да котлов остатки — и на стол. У солдата только аппетит разжёгся.
— Не больно-то для гостей ты расщедрилась!
А старуха жалостно так говорит:
— Милые вы мои, нет у меня ничего. Что наготовила — хозяин с собой увёз, а я на пустых щах весь день сижу.
— Врёшь ты, старая, — говорит солдат, — да я не верю. Может, друга моего, Алексеича, и проведёшь, а я не зря в солдатах служил, меня не обманешь. Вот сейчас я сам посмотрю, что у тебя есть.
Открыл он печку и достал оттуда на сковородке жареного гуся.
— Ах ты, старая карга! — закричал солдат. И с кулаками на старуху.
— Оставь ты её! — говорит Пётр. — Чего со старухой связываться!
— Эх, Апексеич, — говорит солдат, — пропадёшь ты со своим смиренством.
Потом подошёл к поставцу, открыл и давай снимать с полок вино и пироги, и хлеб белый.
Сели они за стол, стали угощаться. Наелись, напились, что было у старухи жарено-варено, — всё съели.
— Ну, старая, готовь ночлег, — говорит солдат. — Не видишь, мой друг Апексеич спать хочет.
— А идите, дорогие гости, на чердак, на сеновал, — говорит им старуха. — Там вам и тепло будет, и мягко.
— Это что же, для гостей и угла в доме нет? — говорит солдат. — А в другой горнице у тебя что? — И сам на дверь показывает.
— Разный хлам у меня там свален, родимый, хлам разный, — говорит старуха, а сама поплотнее дверь в соседнюю горницу прикрыла.
Солдат думает: «Что-то хитрит старая ведьма. Дай-ка я погляжу, что там за дверью».
И заглянул незаметно в щёлку. Да так и похолодел!
По стенам горницы сабли да ружья развешаны, а в углу человеческих черепов и костей — целая гора.
Тут понял солдат, что попали они прямо к разбойникам, в самое их гнездо.
Отошёл он тихонько от двери, ничем себя не выдал.
— Что ж, — говорит, — пойдём на сеновал, там ещё лучше спать.
Старуха рада, что гости хоть с глаз подальше уберутся, сена им подбросила и фонариком посветила, пока они наверх лезли.
Расстелил солдат на чердаке сено и говорит Петру:
— Ложись, Алексеич, отдыхай.
— А сам-то что не ложишься? — спрашивает Пётр.
— А дозор нести кто будет? — отвечает солдат. — Это дело солдатское. Да ты спи, спи. А я у окошечка посижу, полюбуюсь, как солнышко поднимается.
Пётр спит, а солдат у окошка сидит, в оба смотрит. «Как бы, думает, смерть свою не проглядеть».
Вдруг — бряк, стук, колокольцы звенят, копыта стучат, — с гиком, свистом едут на двор разбойники.
Посчитал их солдат, — всех разбойников пятеро: четверо молодых, а пятый старик, над всеми, верно, голова.
Старуха на крылечко выбежала, руками на них машет:
— Тише, тише вы, ко мне в силки два птенца попались. Один, видать, птица важная, одежда на нём с золотыми галунами, рог — серебряный. А другой хоть и простоват, да такой отчаянный! Одно слово — солдат.
— Ну, сынки, — говорит старшой своим сыновьям-разбойникам, — смотрите-ка, добыча сама в руки идёт!
Те смеются:
— А как же, на ловца и зверь бежит!
Распрягли они лошадей, задали им корму и
— Давай, хозяйка, есть-пить.
Старуха собрала разные остатки и выставила на стол.
— Что же ты, старая, ни гуся, ни пирогов не даёшь? — спрашивает старшой.
— Да ничего не осталось, — отвечает старуха. — Всё, что было, постояльцы съели-выпили.
— Ладно, — говорят разбойники, — получим с них расчёт за хлеб-соль. Где же они, твои гости?
— На чердаке, на сеновале, — говорит старуха. — Храпят во всё горло.
— Снять их, что ли? — один разбойничек говорит.
— Поди, не торопись, — приказывает атаман. — Пущай спят до времени.
А солдат слышит всё и давай погромче храпеть.
«Не стану, — думает, — Алексеича будить. Один справлюсь с разбойниками».
Приготовил тесак и ждёт, что будет.
Тем временем старуха затопила печь, стала обед варить.
Наелись разбойники, напились, и говорит старик старшому сыну:
— Ну, Саватейка, ты у меня первый, значит, тебе и начинать. Иди сними петушков с жёрдочек.
Взял Саватейка нож и полез наверх. А солдат не дремлет. Только разбойник просунул голову на чердак, солдат как махнёт тесаком — Саватейка и свалился замертво с лестницы.
Отец с братьями удивляются: что это Саватейки долго нет?
— Иди-ка погляди, что он там возится, — говорит старик второму сыну.
Пошёл тот в сени, видит: Саватейка под лестницей лежит.
«Видно, выпил лишнего», — думает разбойник.
И сам полез по лестнице на чердак.
Солдат и его так же встретил.
За вторым братом третий пошёл, за третьим — четвёртый. И со всеми у солдата один разговор: махнёт тесаком, разбойник и повалится.
Ждал-ждал старый разбойник сыновей и пошёл сам.
Подходит к лестнице и видит: сыновья все вповалку лежат.
Заругался старик:
— Бездельники, дармоеды, не могли отцова дела выполнить.
И полез по лестнице.
Только просунул старик голову на чердак, солдат своим тесаком — раз!
— Иди, вожак, к своей стае!
И снял ему голову долой.
Тут принялся он будить Петра:
— Вставай, тёзка. Довольно спать! Эка ты сонуля, как я погляжу!
Пётр проснулся, протёр глаза и спрашивает:
— Что, неужто рассвет уже?
— Рассвет не рассвет, — говорит солдат, — а надо нам отсюда убираться. Занесло нас с тобой в разбойничье гнездо. Они-то, разбойники, думали, что напали на лёгкую добычу, да и сами в силки угодили. Вот, гляди, все лежат.
Пётр глянул — и верно, лежат в сенях пять мёртвых тел, пять разбойников.
— Что же ты меня не разбудил? — спрашивает Пётр.
— Уж больно ты сладко спал, — говорит солдат, — пожалел я тебя будить. Для усталого человека сон — первое дело.
Стали они спускаться по лестнице.
Старуха думает, что это разбойники, и выбежала с фонарём в сени посмотреть, какую добычу они несут.
Тут солдат на неё и налетел.
— Вот, старая карга, чем ты занимаешься! А ну, признавайся, кого ещё у себя прячешь?
А сам тесаком над её головой помахивает.
Пётр смеётся, а старуха плачет.
— Ой, служивенький, никого я больше не прячу! Ой, служивенький, не губи!
Солдат и слушать её не хочет — расходился так, что и не унять.
— Открывай, — кричит, — все потайные погреба, сейчас всех вас на чистую воду выведем, всю сорную траву повыдергаем!
Открыла старуха ему все погреба и подвалы, все потайные кладовые — а там золото горами лежит.
— Ну-ка, тёзка, — говорит царь солдату, — насыпай себе казны сколько хочешь.
Солдат золотыми монетами оба кармана себе набил, и за голенища по горсти сунул, и за пазуху, — всего себя кругом деньгами обсыпал.
— Бери и ты, Петруша! — говорит.
— Мне, служивый, не надо! — отвечает Пётр. — А ты это золото и впрямь заслужил.
Для забавы только взял одну монетку царь Пётр, и всё.
Вот вылезли они из подвала. Солдат опять на старуху наступает:
— Показывай, старая карга, дорогу!
Ну, она и вывела их из лесу.
Выбрались они на большак. Тут Пётр говорит:
— Вот что, тёзка, теперь давай попрощаемся. Я вперёд один поеду. А ты, как придёшь в столицу, уж сделай милость, приходи в гости.
— Где ж мне тебя найти? — говорит солдат. — Да и поймают меня там!
— Не сомневайся, никто не тронет, — говорит Пётр. — Иди прямо во дворец и спроси Петрушу. Меня там всякий знает. — И проскакал на коне вперёд.
Подъехал Пётр к своей столице и на каждой заставе приказывает караульным, чтобы таковому солдату прохожему все честь отдавали и в город пропускали.
А беглый солдат идёт-бредёт, не торопится. Подходит он к первой заставе. Что за диво! Караульные на караул берут и честь ему воздают, ну словно самому царю.
Пожертвовал он им горсть золота, а сам думает: «Ай, Петруша, вон что сделал! Ведь недаром честь-то мне воздают! Знают, что при мне деньги имеются!»
Дошёл до другой заставы — и там то же. Караульные, как увидели его, сразу навытяжку.
— Что вы, братцы, — говорит солдат, — выпили, видно, лишнего? Рядового за офицера принимаете! Ну, коли так, уважение за уважение!
Сунул он руку в карман, достал горсть золота и раздаёт караульным.
— Выпейте за моё здоровье!
Наконец пришёл в столицу.
«А что, — думает, — пойду я во дворец, повидаюсь с Алексеичем».
Подошёл к дворцу и спрашивает у привратника:
— Как бы мне Алексеича повидать, Петрушу, он у вас в царской свите состоит, охотником.
— Извольте, — тот говорит, — я вас провожу.
И прямо в царёвы покои его ведёт.
«Ну, — думает солдат, — попал я!»
Тем временем Пётр царскую одежду скинул, охотничью надел и вышел к солдату:
— Здравствуй, тёзка!
А у того и язык не поворачивается. Тихонько так промолвил: ч
— Здравствуй, Петруша!
А потом и говорит:
— Что же ты, Петруша, со мной сделал? Царю выдал! Теперь пропала моя головушка!
— Ты не сомневайся, — говорит ему Пётр. — Мне царь обещал! Да он сам тебе скажет.
И тут же за перегородку пошёл, царскую одежду надел и опять вышел к солдату.
— Здравствуй, служивый!
Солдат честь отдал, навытяжку стал, сам ни жив ни мёртв со страху.
— Здравия желаю! — отвечает.
Он хоть не робкого десятка был, а тут оробел. В глаза царю смотрит, как по уставу положено, а видеть — ничего не видит.
Стал царь его допрашивать:
— Ты чей, откуда?
Ну, делать нечего, надо сознаваться.
— Бежавший я, — говорит солдат.
— Слыхал, — говорит царь. А потом спрашивает: — Петрушу моего знаешь?
— Знаю малость, — отвечает солдат. — Вместе в лесу бедовали.
— Это, значит, ты его от смерти спас?
Молчит солдатик.
«Я-то спас, — думает, — а он вот меня погубил».
— А скажи-ка, солдат, — опять спрашивает царь, — правду ли говорят, что Петруша этот со мной лицом схож?
Солдат глядит и сам себе не верит, ну, одно лицо! Стоит пред ним вчерашний его друг Апексеич.
— Малость смахивает, — отвечает солдат.
Тут царь вынул из кармана золотую монетку, что у разбойников взял, повертел её, с руки на руку перекинул и будто подмигнул солдату.
— Так вот, — говорит, — мне-то хорошо известно, что ты Петрушу от смерти спас. Зато и он тебя нынче спас. По уставу-то знаешь, что полагается за то, что убёг? Ну, да что там говорить! Иди в свой полк и служи, как служил, верой и правдой. Заступишь на место полковника, а полковник пускай на твоём месте послужит, разучится небось воровать.
Подал ему царь своеручное письмо, и зашагал солдат к себе в полк. А друга своего Апексеича не встречал больше никогда. Уж кого только он ни спрашивал — никто про такого знать не знал.
_________________________
Тын — забор, частокол.
Ясли — кормушка для скота.
Силок — петля для ловли птиц и мелких животных.
Тесак — рубящее и колющее оружие с широким и коротким клинком на крестообразной рукояти.
Казна — имущество, деньги.
Большак — большая (основная) дорога, в отличие от просёлочной.
Застава — в старой России место въезда в город, пункт контроля привозимых товаров, грузов и приезжающих.
Привратник — сторож у входа, у ворот.
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!