Наши конкурсы
Игры, развлечения, праздники и забавы для детей. Конкурс для педагогов

 

Бесплатные конкурсы для педагогов на сайте kladraz.ru

Чарская «Урок»

Лидия Чарская «Урок»

Рано утром приходила чухонка-молочница и настойчиво просила денег. За последние два месяца ей не платили. Потом, от имени управляющего домом, старший дворник требовал освободить квартиру в трёхдневный срок. Этому было в последний раз заплачено в июле, а теперь, слава Богу, был уже октябрь на дворе. Других бы выселили давным-давно, но ещё жило в памяти Старшего приятное воспоминание о тех днях, когда старушка Филатова вместе с мужем, капитаном в отставке, и с внучкой Верой занимали квартиру N 45, в четыре большие комнаты с двумя ходами, и тогда на долю Старшего выпадало немало полтинников на чаи. Из уважения к печальному положению капитанши Старший ждал квартирных денег пока мог и управляющий тоже. Но и управляющий, и Старший наконец почувствовали необходимость выселить Филатовых из крошечной квартирки в одну комнату и кухню, где-то на третьем дворе, куда они обе переехали после смерти капитана.

Верочка была в отчаянии. Бабушка лежала уже неделю с жесточайшим приступом ревматизма, денег не было ни копейки в доме, а тут... извольте в трёхдневный срок освободить квартиру!.. И как назло, до получения бабушкиной пенсии остается ещё целая неделя! Да и велика ли пенсия! Тридцать пять рублей шестьдесят две копейки! Одна квартира стоит двадцать, с дровами, правда, но с другой стороны, как можно питаться, одеваться, ездить на конках в продолжение целого месяца на ничтожную сумму в 15 рублей?! А тут еще этот долг за три месяца за квартиру, и молочница, и булочник, и лавка! Главное лавка! В последний раз, когда Верочка бегала туда за хлебом и картофелем (за всё это время хлеб и картофель составляли самую существенную пищу бабушки и внучки), приказчик из мелочной с ехидной усмешечкой обратился к ней, Верочке, со словами: «А за вами, барышня, значится изрядный должок», заставив вспыхнуть до ушей бедную Верочку.

И здесь должок! И там тоже. Всюду! Всюду! Если б Верочка была старше и не училась в гимназии (какое счастье ещё, что за примерное прилежание её в прошлом году освободили от платы за ученье!), о, она сумела бы найти выход! Она давала бы уроки, брала бы переписку на дом, выучилась бы печатать на пишущей машинке, а сейчас...

Сейчас Верочка бессильна. Есть от чего прийти в отчаяние и горько-горько плакать по ночам, уткнувшись лицом в подушку!

* * *

— Верочка! Ты уже уходишь?

— Да, бабушка!

— В гимназию, дружочек?

— Да!

Верочка не умеет лгать и целует бабушку, стараясь избежать тревожно обращённого на неё взгляда старушки.

— Если пожелаете кофе, я поставила в духовку. Нарочно затопила плиту с шести часов, чтобы тёпленький выпили. Картошку тоже сварила, бабушка... Захотите кушать — не ждите меня! Хлеб на столе под тарелкой. До свиданья, бабушка! Господь с вами!

— До свиданья, пчёлка-хлопотуша моя!

Бабушка крестит Верочку, Верочка — бабушку. Это уж у них так заведено с тех пор, как осиротели они со смерти дедушки, обе — девочка и старушка. Раньше дедушка крестил бабушку. Теперь дедушки нет. Он спит последним непробудным сном на Смоленском кладбище, и его трогательную обязанность Верочка взяла на себя.

— До свиданья, милая бабушка!

— До свиданья, деточка моя!

Старушка Филатова с трудом поднимается с постели, идет в кухню, морщась от боли в ногах, чтобы запереть входную дверь за внучкой. Исполнив это, она ещё стоит с минуту, прислушиваясь к тому, как постукивают по каменным ступенькам лестницы знакомые Верочкины каблучки.

— Господь с нею! Господь с нею! — лепечет бабушка, и её теперь всегда печальные старческие глаза слезятся. Потом она внимательным, долгим взором окидывает окружающую обстановку. Бедный, тесный, но все еще милый уголок!

— Через три дня выселяться надо, а куда и с чем?! — с тоской шепчут её губы. — Господь Милосердный, каково-то всё это отразится на Верочке?! Боже мой! Боже мой! Будь милостив к ней...

Глаза бабушки обращаются к висевшему в углу киоту (единственное сокровище, оставшееся от прежней жизни), и она продолжает молиться за Верочку. За себя ей, бабушке, нечего молиться. Ей немного надо.

Угол в богадельне, койка и всё. Её песенка спета. А вот Верочка... Верочка... С трудом старуха опускается на колени. Больные ноги что-то плохо сгибаются в суставах.

— Верочку только спаси, Господи! — молит она Всевышнего, — Верочку! Она такая чуткая, добрая, кроткая! Помилуй её, Матерь Божия! Царица Небесная, помилуй её!

* * *

Верочка шагает быстро по мокрым от дождя тротуарам. Дождик хлещет вовсю, а галош у неё нет. Неприятно получить %-Л насморк и кашель к дополнению всего. Не хочется мочить ног. Верочка старается ступать на пальцы. Меньше шансов, таким образом, промочить ступни. Зонтик у Верочки старенький, дырявый и плохо предохраняет от дождя. Но всё-таки нельзя без него. Фетр на шляпке намокнет, и без того вылинявшая от времени шляпа станет уже совсем безобразной. Верочка шагает быстро, как скороход. Сначала ей холодно в её летней жакетке (осенней у неё нет), потом мало-помалу быстрая ходьба делает своё дело, и Верочка согревается на славу. Теперь, когда отогрелась немного, можно пойти и потише. Ведь не в гимназию спешит...

Да, не в гимназию... А бабушка-то и не подозревает. Нехорошо, что она, Верочка, обманула свою старушку! Очень нехорошо. Но... а вдруг бы она сказала бабушке, а там бы ничего не вышло. Даром бы обнадёжила только. Нет, нет! Пожалуй, так и лучше! Предостерегать бабушку от лишних волнений. Конечно, так. Проходя мимо думы, Верочка взглянула на часы. Без четверти девять! Успею как раз вовремя. Надо прибавить ходу.

И она снова зашагала быстрее, вся маленькая, тоненькая, с толстой белокурой косою, свитой на затылке, и большими задумчивыми серыми глазами на бледном, худеньком, совсем ещё детском лице. Через пять минут Верочка осторожным робким звонком давала знать о своём приходе

у дверей первого этажа большого богатого дома на Караванной. Толстая, в ситцевом платье, с заспанным лицом прислуга в грязном переднике открыла ей.

— Вам кого? — не совсем любезным тоном проговорила она, подозрительно косясь на мокрые ноги Верочки.

Та смутилась:

— Мне... я... по объявлению... Было от вас объявление в газете... Учительницу сюда нужно. Так... я...

— Погодите! — точно отрезала толстуха и перед самым носом Верочки захлопнула дверь.

И сердце Верочки точно захлопнулось вместе с дверью. А вдруг не пустят её больше сюда?! Может быть, приняли за воровку, за авантюристку какую-нибудь, боятся, чтобы она чего-нибудь не стащила в прихожей. Даже на порог прислуга побоялась впустить ее, Верочку! А все из-за того, что у неё старенькая кофточка, плохая шляпа и заплатанные башмаки. Отчаяние охватило душу Верочки. Она готова была уже спуститься с лестницы, так как, по-видимому, было мало надежды, что снова откроется дверь...

И вот, когда слёзы готовы были брызнуть из глаз Верочки, желанная дверь распахнулась с грохотом, та же толстуха появилась на пороге и пробасила:

— Входите, што ль! Раздевайтесь. Сама говорить сейчас будет с вами!

Верочка не без трепета перешагнула порог и, волнуясь, стала снимать с себя верхнее платье. Едва только успела она освободиться от кофточки, как тяжёлые шаги за спиной заставили её обернуться. Верочка увидела перед собой невысокую, очень полную женщину, с гладко причёсанной, на пробор, головой, в турецком пёстром капоте.

— Вы что ж это, по объявлению пришли? — кивнув Верочке в ответ на её вежливый поклон, проговорила хозяйка.

— Да, — робко ответила Верочка.

— Батюшки-светы. Да никак вы сами ученица-то! — вырвалось не то изумленно, не то испуганно из груди женщины.

— Да!

— Царица Небесная! Да сколько вам лет-то?

— Шестнадцать!

— Святители мои! Я бы и тринадцати не дала по виду!

Верочка смутилась. Действительно, она очень миниатюрна и кажется, несмотря на свои шестнадцать лет, чуть ли не двенадцатилетним ребенком.

Она стояла, точно к смерти приговорённая, перед хозяйкой квартиры и мучительно краснела под её пристальным, в самую душу, казалось, проникающим взглядом. А та между тем говорила:

— Уж и не знаю, как поступить! Сам-то, муж мой, то есть, строго наказывал перед тем, как ехать в магазин (у нас фруктовый магазин, знаете), учительницу постепеннее да построже нанять, чтобы с моими Гусынями справляться. Уж очень они у нас туги на ученье-то... По два года сидят в каждом классе. А уж годов немало. Уж чего-чего отец не придумывал с ними! И в комнату под замок с книжкой запирал, и за косу трепал, ничего, то есть, не помогает! Я и то ему говорю: «Брось, — говорю, — Акиша, на их век хватит ученья-то! Не бесприданницы какие, — говорю, — не в учительницы им идти! Слава богу, проживут и с тем, что понахватали в школе!» Меня саму покойный родитель не очень чтобы к науке нудил, и вот, слава богу, до седых волос дожила счастливо, как дай бог всякому. А он мне на это, сам-то: «Молчи, Прасковья Фёдоровна, нынче другие времена пошли!» Нынче, говорит, без науки ни шагу. Нынче неучёный человек, что слепой. Хочу, говорит, беспременно, моих Гусынь в люди вывести (это он Гусынями дочек называет). Ну, понятно, кто ему перечить станет! Взяла да и послала в газету объявление... Ищут репети... репети... ох, и не вымолвить сразу!

Проговорив одним духом всё это и сбившись на последнем слове, сама замолчала.

Молчала и Верочка. Неловкие, тяжёлые потянулись минуты.

У противоположных дверей, ведущих в следующую комнату, слышалась какая-то подозрительная возня и заглушённый смех.

— Это Гусыни мои гогочут! — предупредительно пояснила хозяйка, перехватывая недоумевающий взгляд Верочки, обращённый к дверям. Потом недовольно-ворчливым голосом крикнула на всю квартиру: — Под потолок выросли, а ума не нажили! Сто раз наказывала вам под дверьми не слушать. Ступайте сюды, коли уж невтерпёж поглядеть охота. Поля, Даша!

И едва успела договорить хозяйка, как дверь широко раскрылась, и две высокие, полные, упитанные, румяные девицы появились на её пороге. Они обе как две капли воды походили на мать. Их молодые, пышущие румянцем лица так и сияли весельем, задором юности и полным довольством жизнью и собой. По виду им было лет по семнадцать каждой. Несмотря на это, обе казались неуклюжими подростками благодаря коротким платьям и туго заплетённым в толстые косички, по-детски, волосам.

— Здравствуйте! — проговорили они обе сразу, точно по команде, и протянули свои большие пухлые руки Верочке. — Вы репетировать с нами будете? Да?

Верочка смущённо и вопросительно взглянула на хозяйку.

Та развела руками:

— Уж и не знаю, что делать! Ума не приложу! Как бы сам чего доброго не рассердился. Ребёнка, скажет, не учительницу взяла! То-то. А по виду-то вы мне нравитесь: скромная, тихая, видать, девица. Вы вот что: заходите-ка вечером ужо. Я с мужем переговорю, как он вернётся. Тогда и ответ дам. Вы по каким часам заниматься- то станете?

— После гимназии, если позволите. Так с трех до пяти.

— И очень даже прекрасно! Мои Гусыни тоже к этому времени домой из гимназии приходят.

— Мамочка! Как вам не совестно нас так при посторонних называть! — взмолилась одна из дочерей.

— Ну ладно, от слова не поглупеете больше, — отмахнулась от них мать. Потом снова проговорила по адресу Верочки:

— Так вы вечерком ужо забегите! А не то ваш адрес дайте... Поля, запиши... Малаша за булками вечером пойдёт, прогуляется и до вашей квартиры. Вы где живёте?

Верочка поторопилась дать адрес.

— Вы одна или при родителях? — не без некоторой доли любопытства осведомилась хозяйка.

— Нет. Я с бабушкой.

— Так, так. Сирота, значит.

— Да.

— Ну, Господь с вами, ступайте. Как сам домой вернётся, мы вас и оповестим. А условия наши в газете были, так что об иных каких и не приходится говорить.

И пожав руку Верочке своей пухлой мягкой ручкой, хозяйка вышла. Её обе дочери остались с девушкой. Обе девицы смотрели на нее ласковыми, доброжелательными глазами, точно хотели сказать: «Не беспокойся, пожалуйста, ты нам очень нравишься, очень, очень!»

Смущённая Верочка поторопилась распроститься с ними и уйти.

* * *

Дождь перестал, но на улицах было по- прежнему сыро и неприглядно, когда Верочка торопливо шагала по направлению к своей крохотной квартирке на Боровой. Было около одиннадцати часов, и идти в гимназию не стоило так поздно.

Тихо-тихо позвонила Верочка, чтобы не испугать бабушку у своей двери. Но тем не менее старушка уже встревожилась её ранним приходом.

— Что ты так рано, деточка, разве вас распускают в такие часы? — взглянув в лицо внучки, взволнованным голосом осведомилась старушка.

Верочка встретила этот взгляд, потупилась и вспыхнула до корней волос. Она не хотела лгать. Да и не умела.

Обняв за шею обеими руками свою старушку, она рассказала ей всё, всю свою маленькую тайну, спрятав пылающее личико на её груди. Захлёбываясь словами, Верочка торопилась облегчить свою душу признанием.

— Только теперь надо вооружиться терпением, бабушка, и ждать до вечера. Каков-то будет ответ?!

Старушка ничего не сказала. Только глаза подняла на образ. А в сердце её воскресла мгновенно такая огромная, такая жгучая радость, что, казалось, оно, это бедное старенькое сердце, не выдержит её. И не за урок, не за возможность выхода из нужды, посланную им Богом, благодарила Его, Милостивого, в эти минуты старушка, а за то, что есть у неё Верочка, редкая, заботливая, сокровище-Верочка, какой другой не сыщется во всем мире!

Весь этот день Верочка провела в тревоге. Каков-то окажется ответ купчихи! Что ожидает её? А бабушка была спокойна. Бабушка знала твёрдо, бабушка верила, что доброе начало не останется без награды. Верочка хотела трудиться для своей старушки. Стало быть, Бог Милосердный поддержит Верочку. И бабушка не ошиблась.

Ровно в семь пришла толстая Малаша. Письма она не принесла никакого. Только передала на словах.

— Велели приходить завтра. В три часа. Сам согласился.

И только.

Но с этой коротенькой фразой для бабушки с Верочкой началась новая жизнь.

* * *

Старшего удалось убедить подождать ещё месяц с платой за квартиру. Удалось упросить отсрочки и у прочих кредиторов. А тут ещё подвернулся и другой урок. Фруктовщица, как называла за глаза мать Гусынь Верочка, рекомендовала её в дом своих знакомых, где требовалось готовить маленькую дочку. Дела бабушки и Верочки поправились сразу. Верочка ожила, повеселела. Ожила и бабушка. Теперь у неё была возможность приобретать лекарство от ревматизма и питаться не одним картофелем с хлебом.

А через год, когда Верочка окончит гимназию и исключительно примется давать уроки, о, тогда!..

Об этом славном времечке сладко мечтают обе — и бабушка, и внучка!

Похожие статьи:

Рассказы о животных для детей. Сластёна

Рассказы про осень для школьников

Рассказы о лете для детей

Рассказы о животных для школьников. Джек

Рассказы про лето для школьников

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!