Жуковский «Сказка о царе Берендее, о сыне его Иване-царевиче, о хитростях Кощея Бессмертного и о премудрости Марьи-царевны, Кощеевой дочери»
Сказки для младших школьников
Василий Жуковский «Сказка о царе Берендее, о сыне его Иване-царевиче, о хитростях Кощея Бессмертного и о премудрости Марьи-царевны, Кощеевой дочери»
Жил-был царь Берендей до колен борода.
Уж три года
Был он женат и жил в согласье с женою;
но всё им
Бог детей не давал, и было царю то прискорбно.
Нужда случилась царю осмотреть
свое государство;
Он простился с царицей и восемь месяцев ровно
Пробыл в отлучке. Девятый был месяц
в исходе, когда он,
К царской столице своей подъезжая,
на поле чистом
В знойный день отдохнуть рассудил;
разбили палатку;
Душно стало царю под палаткой,
и смерть захотелось
Выпить студеной воды. Но поле было безводно...
Как быть, что делать? А плохо приходит;
вот он решился
Сам объехать всё поле: авось
попадется на счастье
Где-нибудь ключ. Поехал и видит
колодезь. Поспешно
Спрянув с коня, заглянул он в него: он полон водою
Вплоть до самых краев; золотой на
поверхности ковшик
Плавает. Царь Берендей поспешно
за ковшик — не тут-то
Было: ковшик прочь от руки. За янтарную ручку
Царь с нетерпеньем то правой рукою,
то левой хватает
Ковшик; но ручка, проворно виляя
и вправо и влево,
Только что дразнит царя и никак не дается.
Что за причина? Вот он, выждавши
время, чтоб ковшик
Стал на место, хвать его разом справа и слева —
Как бы не так! Из рук ускользнувши,
как рыбка нырнул он
Прямо на дно колодца и снова
потом на поверхность
Выплыл, как будто ни в чем не бывало.
«Постой же! (подумал Царь Берендей) я напьюсь без тебя», и,
недолго сбираясь,
Жадно прильнул он губами к воде
и струю ключевую
Начал тянуть, не заботясь о том,
что в воде утонула
Вся его борода. Напившися вдоволь, поднять он
Голову хочет... ан нет, погоди!
не пускают; и кто-то
Царскую бороду держит. Упершись
в ограду колодца,
Силится он оторваться, трясет, вертит головою —
Держат его, да и только. «Кто там?
пустите!» — кричит он.
Нет ответа; лишь страшная смотрит
со дна образина:
Два огромные глаза горят, как два изумруда;
Рот разинутый чудным смехом смеется; два ряда
Крупных жемчужин светятся в нем,
и язык, меж зубами
Выставясь, дразнит царя; а в бороду
впутались крепко
Вместо пальцев клешни. И вот
наконец сиповатый
Голос сказал из воды: «Не трудися,
царь, понапрасну;
Я тебя не пущу. Если же хочешь на волю,
Дай мне то, что есть у тебя и чего ты не знаешь».
Царь подумал: «Чего ж я не знаю?
Я, кажется, знаю
Всё!» И он отвечал образине:
«Изволь, я согласен».
«Ладно! — опять сиповатый послышался
голос. — Смотри же,
Слово сдержи, чтоб себе не нажить
ни попрека, ни худа».
С этим словом исчезли клешни;
образина пропала.
Честную выручив бороду, царь отряхнулся,
как гоголь,
Всех придворных обрызгал, и все царю поклонились.
Сев на коня, он поехал; и долго ли, мало ли ехал,
Только уж вот он близко столицы;
навстречу толпами
Сыплет народ, и пушки палят,
и на всех колокольнях Звон.
И царь подъезжает к своим златоверхим
палатам —
Там царица стоит на крыльце и ждет; и с царицей
Рядом первый министр; на руках он своих парчевую
Держит подушку; на ней же младенец, прекрасный
как светлый
Месяц, в пеленках колышется. Царь догадался и ахнул.
«Вот оно то, чего я не знал! Уморил ты, проклятый
Демон, меня!» Так он подумал и горько,
горько заплакал.
Все удивились, но слова никто не
промолвил. Младенца
На руки взявши, царь Берендей
любовался им долго,
Сам его взнес на крыльцо, положил
в колыбельку и, горе
Скрыв про себя, по-прежнему царствовать
начал. О тайне
Царской никто не узнал; но все
примечали, что крепко
Царь был печален — он всё дожидался:
вот придут за сыном;
Днем он покоя не знал, и сна не ведал он ночью.
Время, однако, текло, а никто
не являлся. Царевич
Рос не по дням — по часам; и сделался
чудо-красавец.
Вот наконец и царь Берендей о том,
что случилось,
Вовсе забыл... но другие не так забывчивы были.
Раз царевич, охотой в лесу забавляясь, в густую
Чащу заехал один. Он смотрит: всё дико; поляна;
Черные сосны кругом; на поляне
дуплистая липа.
Вдруг зашумело в дупле; он глядит:
вылезает оттуда
Чудный какой-то старик, с бородою
зеленой, с глазами
Также зелеными. «Здравствуй, Иван-царевич, —
сказал он. —
Долго тебя дожидалися мы; пора бы
нас вспомнить».
«Кто ты?» — царевич спросил. «Об этом
после; теперь же
Вот что ты сделай: отцу своему, царю Берендею,
Мой поклон отнеси да скажи от меня:
не пора ли,
Царь Берендей, должок заплатить?
Уж давно миновалось
Время. Он сам остальное поймет. До свиданья».
И с этим
Словом исчез бородатый старик.
Иван же царевич
В крепкой думе поехал обратно из темного леса.
Вот он к отцу своему, царю Берендею, приходит.
«Батюшка царь-государь, — говорит он, —
со мною случилось
Чудо». И он рассказал о том, что видел и слышал.
Царь Берендей побледнел как мертвец.
«Беда, мой сердечный
Друг, Иван-царевич! — воскликнул он,
горько заплакав. —
Видно, пришло нам расстаться!..» И страшную
тайну о данной
Клятве сыну открыл он. «Не плачь, не крушися, родитель, —
Так отвечал Иван-царевич, — беда невелика.
Дай мне коня; я поеду; а ты меня дожидайся;
Тайну держи про себя, чтоб о ней здесь никто не проведал,
Даже сама государыня-матушка. Если ж назад я
К вам по прошествии целого года не буду, тогда уж
Знайте, что нет на свете меня».
Снарядили как должно
В путь Ивана-царевича. Дал ему царь золотые
Латы, меч и коня вороного; царица с мощами
Крест на шею надела ему; отпели молебен;
Нежно потом обнялися, поплакали...
с богом! Поехал
В путь Иван-царевич. Что-то с ним
будет? Уж едет
День он, другой и третий; в исходе
четвертого — солнце
Только успело зайти — подъезжает
он к озеру; гладко
Озеро то, как стекло; вода наравне с берегами;
Всё в окрестности пусто; румяным
вечерним сияньем
Воды покрытые гаснут, и в них отразился зеленый
Берег и частый тростник — и всё как будто бы дремлет;
Воздух не веет; тростинка не тронется;
шороха в струйках
Светлых не слышно. Иван-царевич
смотрит, и что же
Видит он? Тридцать хохлатых сереньких уточек подле
Берега плавают; рядом тридцать белых сорочек
Подле воды на травке лежат. Осторожно поодаль
Слез Иван-царевич с коня; высокой травою
Скрытый, подполз и одну из белых сорочек тихонько
Взял; потом угнездился в кусте дожидаться, что будет.
Уточки плавают, плещутся в струйках, играют, ныряют.
Вот наконец, поиграв, поныряв, поплескавшись, подплыли
К берегу; двадцать девять из них, побежав с перевалкой
К белым сорочкам, оземь ударились, все обратились
В красных девиц, нарядились, порхнули и разом исчезли.
Только тридцатая уточка, на берег выйти не смея,
Взад и вперед одна-одинешенька с жалобным криком
Около берега бьется; с робостью вытянув шейку,
Смотрит туда и сюда, то вспорхнет, то снова присядет...
Жалко стало Ивану-царевичу. Вот он выходит
К ней из-за кустика; глядь, а она ему человечьим
Голосом вслух говорит: «Иван-царевич, отдай мне
Платье мое, я сама тебе пригожусь».
Он с нею Спорить не стал, положил на травку сорочку и, скромно
Прочь отошедши, стал за кустом.
Вспорхнула на травку
Уточка. Что же вдруг видит Иван-царевич?
Девица
В белой одежде стоит перед ним, молода и прекрасна
Так, что ни в сказке сказать, ни пером описать, и, краснея,
Руку ему подает и, потупив стыдливые очи,
Голосом звонким, как струны, ему говорит:
«Благодарствуй,
Добрый Иван-царевич, за то, что меня ты послушал;
Тем ты себе самому услужил, но и мною доволен
Будешь: я дочь Кощея бессмертного,
Марья-царевна;
Тридцать нас у него, дочерей молодых.
Подземельным
Царством владеет Кощей. Он давно уж тебя поджидает
В гости и очень сердит; но ты не пекись, не заботься,
Сделай лишь то, что я тебе присоветую. Слушай:
Только завидишь Кощея-царя, упади на колена,
Прямо к нему поползи; затопает он — не пугайся;
Станет ругаться — не слушай; ползи да и только; что после
Будет, увидишь; теперь пора нам».
И Марья-царевна
В землю ударила маленькой ножкой своей; расступилась
Тотчас земля, и они вместе в подземное царство спустились.
Видят дворец Кощея бессмертного; высечен был он
Весь из карбункула-камня и ярче небесного солнца
Всё под землей освещал. Иван-царевич отважно
Входит: Кощей сидит на престоле в светлой короне;
Блещут глаза, как два изумруда; руки с клешнями.
Только завидел его вдалеке, тотчас на колени
Стал Иван-царевич. Кощей ж затопал, сверкнуло
Страшно в зеленых глазах, и так закричал он, что своды
Царства подземного дрогнули.
Слово Марьи-царевны
Вспомня, пополз на карачках Иван-царевич к престолу;
Царь шумит, а царевич ползет да ползет.
Напоследок
Стало царю и смешно. «Добро ты, проказник, — сказал он, —
Если тебе удалося меня рассмешить, то с тобою
Ссоры теперь заводить я не стану.
Милости просим
К нам в подземельное царство; но знай, за твое ослушанье
Должен ты нам отслужить три службы; сочтемся мы завтра;
Ныне уж поздно; поди». Тут два придворных проворно
Под руки взяли Ивана-царевича очень учтиво,
С ним пошли в покой, отведенный ему, отворили
Дверь, поклонились царевичу в пояс, ушли, и остался
Там он один. Беззаботно он лег на постелю и скоро
Сном глубоким заснул. На другой день рано поутру
Царь Кощей к себе Ивана-царевича кликнул.
«Ну, Иван-царевич, — сказал он, — теперь мы посмотрим,
Что-то искусен ты делать? Изволь, например, нам построить
Нынешней ночью дворец: чтоб кровля была золотая,
Стены из мрамора, окна хрустальные, вкруг регулярный
Сад, и в саду пруды с карасями; если построишь
Этот дворец, то нашу царскую милость заслужишь;
Если же нет, то прошу не пенять...
головы не удержишь!»
«Ах ты, Кощей окаянный, — Иван-царевич подумал, —
Вот что затеял, смотри пожалуй!»
С тяжелой кручиной
Он возвратился к себе и сидит пригорюнясь;
уж вечер;
Вот блестящая пчелка к его подлетела окошку,
Бьется об стекла — и слышит он голос:
«Впусти!» Отворил он
Дверку окошка, пчелка влетела и вдруг обернулась
Марьей-царевной. «Здравствуй, Иван-царевич;
о чем ты
Так призадумался?» — «Нехотя будешь
задумчив, — сказал он. —
Батюшка твой до моей головы добирается». —
«Что же
Сделать решился ты?» — «Что? Ничего.
Пускай его снимет
Голову; двух смертей не видать, одной не минуешь».
«Нет, мой милый Иван-царевич, не должно терять нам
Бодрости. То ли беда? Беда впереди; не печалься;
Утро вечера, знаешь ты сам, мудренее: ложися
Спать; а завтра поранее встань; уж дворец твой построен
Будет; ты ж только ходи с молотком да постукивай в стену».
Так всё и сделалось. Утром ни свет ни заря, из каморки
Вышел Иван-царевич... глядит, а дворец уж построен.
Чудный такой, что сказать невозможно.
Кощей изумился;
Верить не хочет глазам. «Да ты хитрец не на шутку, —
Так он сказал Ивану-царевичу, — вижу, ты ловок
На руку; вот мы посмотрим, так же ли будешь догадлив.
Тридцать есть у меня дочерей, прекрасных царевен.
Завтра я всех их рядом поставлю, и должен ты будешь
Три раза мимо пройти и в третий мне раз без ошибки
Младшую дочь мою, Марью-царевну, узнать; не узнаешь —
С плеч голова. Поди». — «Уж выдумал, чучела, мудрость, —
Думал Иван-царевич, сидя под окном. —
Не узнать мне
Марью-царевну... какая ж тут трудность?» —
«А трудность такая. —
Молвила Марья-царевна, пчелкой влетевши, — что если
Я не вступлюся, то быть беде неминуемой. Всех нас
Тридцать сестер, и все на одно мы лицо; и такое
Сходство меж нами, что сам отец наш только по платью
Может нас различать». — «Ну что же мне делать?» —
«А вот что:
Буду я та, у которой на правой щеке ты заметишь
Мошку. Смотри же, будь осторожен, вглядись хорошенько,
Сделать ошибку легко. До свиданья».
И пчелка исчезла.
Вот на другой день опять Ивана-царевича кличет
Царь Кощей. Царевны уж тут, и все в одинаковом
Платье рядом стоят, потупив глаза.
«Ну, искусник, —
Молвил Кощей, — изволь-ка пройтиться три раза мимо
Этих красавиц, да в третий раз потрудись указать нам
Марью-царевну». Пошел Иван-царевич;
глядит он
В оба глаза: уж подлинно сходство!
И вот он проходит
В первый раз — мошки нет; проходит в другой раз — всё мошки
Нет; проходит в третий и видит — крадется мошка,
Чуть заметно, по свежей щеке, а щека-то под нею
Так и горит; загорелось и в нем, и с трепещущим сердцем:
«Вот она, Марья-царевна!» — сказал он
Кощею, подавши
Руку красавице с мошкой. «Э, э! да тут, примечаю,
Что-то нечисто, — Кощей проворчал, на царевича с сердцем
Выпучив оба зеленые глаза. — Правда, узнал ты
Марью-царевну, но как узнал?
Вот тут-то и хитрость;
Верно, с грехом пополам. Погоди же, теперь доберуся
Я до тебя. Часа через три ты опять к нам пожалуй;
Рады мы гостю, а ты нам свою премудрость на деле
Здесь покажи: зажгу я соломинку; ты же, покуда
Будет гореть та соломинка, здесь, не трогаясь с места,
Сшей мне пару сапог с оторочкой; не диво; да только
Знай наперед: не сошьешь — долой голова; до свиданья».
Зол возвратился к себе Иван-царевич, а пчелка
Марья-царевна уж там. «Отчего опять так задумчив,
Милый Иван-царевич?» — спросила она.
«Поневоле
Будешь задумчив, — он ей отвечал. —
Отец твой затеял
Новую шутку: шей я ему сапоги с оторочкой;
Разве какой я сапожник? Я царский сын; я не хуже
Родом его. Кощей он бессмертный! видали мы много
Этих бессмертных». — «Иван-царевич, да что же ты будешь
Делать?» — «Что мне тут делать? Шить сапогов я не стану.
Снимет он голову — черт с ним, с собакой!
какая мне нужда!»
«Нет, мой милый, ведь мы теперь жених и невеста;
Я постараюсь избавить тебя; мы вместе спасемся
Или вместе погибнем. Нам должно бежать; уж другого
Способа нет». Так сказав, на окошко Марья-царевна
Плюнула; слюнки в минуту примерзли к стеклу; из каморки
Вышла она потом с Иваном-царевичем вместе,
Двери ключом заперла и ключ далеко зашвырнула.
За руки взявшись потом, они поднялися и мигом
Там очутились, откуда сошли в подземельное царство.
То же озеро, низкий берег, муравчатый, свежий
Луг, и, видят, по лугу свежему бодро гуляет
Конь Ивана-царевича. Только почуял могучий
Конь седока своего, как заржал, заплясал и помчался
Прямо к нему и, примчавшись, как вкопанный в землю
Стал перед ним. Иван-царевич, не думая долго,
Сел на коня, царевна за ним, и пустились стрелою.
Царь Кощей в назначенный час посылает придворных
Слуг доложить Ивану-царевичу: что-де так долго
Мешкать изволите? Царь дожидается.
Слуги приходят;
Заперты двери. Стук! стук! и вот из-за двери им слюнки,
Словно как сам Иван-царевич, ответствуют: буду.
Этот ответ придворные слуги относят к Кощею;
Ждать-подождать — царевич нейдет; посылает в другой раз
Тех же послов рассерженный Кощей, и та же всё песня:
Буду; а нет никого. Взбесился Кощей.
«Насмехаться,
Что ли, он вздумал? Бегите же; дверь разломать и в минуту
За ворот к нам притащить неучтивца!»
Бросились слуги...
Двери разломаны... вот тебе раз; никого там, а слюнки
Так и хохочут. Кощей едва от злости не лопнул.
«Ах! он вор окаянный! люди! люди! Скорее
Все в погоню за ним!., я всех перевешаю, если
Он убежит!..» Помчалась погоня... «Мне
слышится топот», —
Шепчет Ивану-царевичу Марья-царевна,
Прижавшись
Жаркою грудью к нему. Он слезает с коня
и, припавши
Ухом к земле, говорит ей: «Скачут, и близко». —
«Так медлить
Нечего», — Марья-царевна сказала, и в ту же минуту
Сделалась речкой сама, Иван-царевич железным
Мостиком, черным вороном конь, а большая дорога
На три дороги разбилась за мостиком.
Быстро погоня
Скачет по свежему следу; но, к речке примчавшись, стали
В пень Кощеевы слуги: след до мостика виден;
Дале ж и след пропадает, и делится на три дорога.
Нечего делать — назад! Воротились
разумники. Страшно
Царь Кощей разозлился, о их неудаче услышав.
«Черти! ведь мостик и речка были они!
Догадаться
Можно бы вам, дуралеям! Назад! чтоб
был непременно
Здесь он!..» Опять помчалась погоня... «Мне
слышится топот», —
Шепчет опять Ивану-царевичу Марья-царевна.
Слез он с седла и, припавши ухом
к земле, говорит ей:
«Скачут, и близко». И в ту же минуту
Марья-царевна
Вместе с Иваном-царевичем, с ними и конь
их, дремучим
Сделались лесом; в лесу том дорожек,
тропинок числа нет;
По лесу ж, кажется, конь с двумя
седоками несется.
Вот по свежему следу гонцы примчалися к лесу;
Видят в лесу скакунов и пустились
вдогонку за ними.
Лес же раскинулся вплоть до входа
в Кощеево царство.
Мчатся гонцы, а конь перед ними
скачет да скачет;
Кажется, близко; ну только б схватить;
ан нет, не дается.
Глядь! очутились они у входа в Кощеево царство.
В самом том месте, откуда пустились
в погоню; и скрылось
Всё: ни коня, ни дремучего лесу.
С пустыми руками
Снова явились к Кощею они. Как цепная собака,
Начал метаться Кощей. «Вот я ж его,
плута! Коня мне!
Сам поеду, увидим мы, как от меня отвертится!»
Снова Ивану-царевичу Марья-царевна тихонько
Шепчет: «Мне слышится топот»; и снова
он ей отвечает:
«Скачут, и близко». — «Беда нам! Ведь это
Кощей, мой родитель
Сам; но у первой церкви граница его государства;
Далее ж церкви скакать он никак
не посмеет. Подай мне
Крест твой с мощами». Послушавшись Марьи-
царевны, снимает
С шеи свой крест золотой Иван-царевич и в руки
Ей подает, и в минуту она обратилася в церковь,
Он в монаха, а конь в колокольню —
и в ту же минуту
С свитою к церкви Кощей прискакал. «Не
видал ли проезжих,
Старец честной?» — он спросил у монаха.
«Сейчас проезжали
Здесь Иван-царевич с Марьей-царевной; входили
В церковь они — святым помолились
да мне приказали
Свечку поставить за здравье твое
и тебе поклониться,
Если ко мне ты заедешь». — «Чтоб шею сломить
им, проклятым!» —
Крикнул Кощей и, коня повернув, как
безумный помчался
С свитой назад, а примчавшись домой,
пересек беспощадно
Всех до единого слуг. Иван же царевич с своею
Марьей-царевной поехали дале, уже не бояся
Боле погони. Вот они едут шажком;
уж склонялось
Солнце к закату, и вдруг в вечерних
лучах перед ними
Город прекрасный. Ивану-царевичу
смерть захотелось
В этот город заехать. «Иван-царевич, — сказала
Марья-царевна, — не езди; недаром
вещее сердце
Ноет во мне: беда приключится». —
«Чего ты боишься,
Марья-царевна? Заедем туда
на минуту; посмотрим
Город, потом и назад». — «Заехать
нетрудно, да трудно
Выехать будет. Но быть так! ступай,
а я здесь останусь
Белым камнем лежать у дороги;
смотри ж, мой милый,
Будь осторожен: царь и царица, и дочь
их царевна
Выдут навстречу тебе, и с ними
прекрасный младенец
Будет; младенца того не целуй: поцелуешь —
забудешь
Тотчас меня, тогда и я не останусь на свете,
С горя умру, и умру от тебя. Вот здесь, у дороги,
Буду тебя дожидаться я три дни;
когда же на третий
День не придешь... но прости, поезжай».
И в город поехал,
С нею простяся, Иван-царевич один. У дороги
Белым камнем осталася Марья-царевна.
Проходит
День, проходит другой, напоследок
проходит и третий —
Нет Ивана-царевича. Бедная Марья-царевна!
Он не исполнил ее наставленья:
в городе вышли
Встретить его и царь, и царица, и дочь
их царевна;
Выбежал с ними прекрасный младенец,
мальчик-кудряшка,
Живчик, глазенки как ясные звезды;
и бросился прямо
В руки Ивану-царевичу; он же его красотою
Так был пленен, что, ум потерявши,
в горячие щеки
Начал его целовать; и в эту минуту затмилась
Память его, и он позабыл о Марье-царевне.
Горе взяло ее. «Ты покинул меня,
так и жить мне
Незачем боле». И в то же мгновенье
из белого камня
Марья-царевна в лазоревый цвет полевой
превратилась.
«Здесь, у дороги, останусь, авось мимоходом
затопчет
Кто-нибудь в землю меня», — сказала она,
и росинки
Слез на листках голубых заблистали.
Дорогой в то время
Шел старик; он цветок голубой у дороги увидел;
Нежной его красотою пленясь,
осторожно он вырыл
С корнем его, и в избушку свою
перенес, и в корытце
Там посадил, и полил водой,
и за милым цветочком
Начал ухаживать. Что же случилось?
С той самой минуты
Всё не по-старому стало в избушке;
чудесное что-то
Начало деяться в ней: проснется старик —
а в избушке
Все уж как надо прибрано; нет нигде
ни пылинки.
В полдень придет он домой — а обед уж
состряпан, и чистой
Скатертью стол уж накрыт: садися
и ешь на здоровье.
Он дивился, не знал, что подумать;
ему напоследок
Стало и страшно, и он у одной
ворожейки-старушки
Начал совета просить, что делать. «А вот
что ты сделай, —
Так отвечала ему ворожейка, —
встань ты до первой
Ранней зари, пока петухи не пропели, и в оба
Глаза гляди: что начнет в избушке
твоей шевелиться,
То ты вот этим платком и накрой.
Что будет, увидишь».
Целую ночь напролет старик
пролежал на постеле,
Глаз не смыкая. Заря занялася, и стало в избушке
Видно, и видит он вдруг, что цветок
голубой встрепенулся,
С тонкого стебля спорхнул и начал
летать по избушке;
Все между тем по местам становилось,
повсюду сметалась
Пыль, и огонь разгорался в печурке.
Проворно с постели
Прянул старик и накрыл цветочек
платком, и явилась
Вдруг пред глазами его красавица
Марья-царевна.
«Что ты сделал? — сказала она. —
Зачем возвратил ты
Жизнь мне мою? Жених мой, Иван-царевич
прекрасный,
Бросил меня, и я им забыта». — «Иван
твой царевич
Женится нынче. Уж свадебный пир
приготовлен, и гости
Съехались все». Заплакала горько
Марья-царевна;
Слезы потом отерла; потом, в сарафан
нарядившись,
В город крестьянкой пошла. Приходит
на царскую кухню;
Бегают там повара в колпаках и фартуках белых;
Шум, возня, стукотня. Вот Марья-царевна,
приближась
К старшему повару, с видом умильным
и сладким, как флейта,
Голосом молвила: «Повар, голубчик, послушай,
позволь мне
Свадебный спечь пирог для Ивана-царевича».
Повар,
Занятый делом, с досады хотел огрызнуться;
но слово
Замерло вдруг у него на губах, когда он увидел
Марью-царевну; и ей отвечал он с приветливым
взглядом:
«В добрый час, девица-красавица;
всё, что угодно,
Делай; Ивану-царевичу сам поднесу я пирог твой».
Вот пирог испечен; а званые гости, как должно,
Все уж сидят за столом и пируют.
Услужливый повар
Важно огромный пирог на узорном
серебряном блюде
Ставит на стол перед самым Иваном-царевичем;
гости
Все удивились, увидя пирог. Но лишь
только верхушку
Срезал с него Иван-царевич — новое чудо!
Сизый голубь с белой голубкой порхнули оттуда.
Голубь по столу ходит; голубка за ним и воркует:
«Голубь, мой голубь, постой, не беги;
обо мне ты забудешь
Так, как Иван-царевич забыл о Марье-царевне!»
Ахнул Иван-царевич, то слово голубки услышав;
Он вскочил как безумный и кинулся
в дверь, а за дверью
Марья-царевна стоит уж и ждет. У крыльца же
Конь вороной с нетерпенья, оседланный,
взнузданный пляшет.
Нечего медлить: поехал Иван-царевич с своею
Марьей-царевной: едут да едут, и вот приезжают
В царство царя Берендея они. И царь и царица
Приняли их с весельем таким, что такого веселья
Видом не видано, слыхом не слыхано.
Долго не стали
Думать, честным пирком да за свадебку;
съехались гости,
Свадьбу сыграли; я там был, там мед я и пиво
Пил; по усам текло, да в рот не попало. И всё тут.
Похожие статьи:
Прокофьева «Приключения жёлтого чемоданчика»
Нет комментариев. Ваш будет первым!